ВЛАДИМИР ЮМАТОВ: «ДРУЖИТЬ — МОЯ ПОЧТИ ОСНОВНАЯ ПРОФЕССИЯ»

Дата: 
18 ноября 2020
Журнал №: 
4
Рубрика: 
Подмостки

Человек с уникальной биографией всегда интересен читателю. Народный артист России Владимир Юматов — о тех, с кем свела судьба, о философии, творчестве и о себе.

Текст: Дмитрий Сурмило
Фото: Александр Стернин и из личного архива Владимира Юматова

— Владимир Сергеевич, Вы родились в актёрской семье. Достаточно сказать, что Ваши родители — выпускники Оперной студии Большого театра. Что из детских лет наиболее ярко в памяти?
— Детство дало мне много в плане личностного становления. Папа и мама после учёбы в оперно-драматической студии уехали в Сталинабад (ныне Душанбе), выступали в театре оперетты. Потом были Оренбург, Ярославль, Севастополь, Владимир… По провинции мы поездили немало. Когда родители служили в Ярославском драматическом театре имени Ф. Волкова, оставлять меня было не с кем. Наблюдая из зрительного зала за драматическими перипетиями, происходящими с родителями на сцене, я, как правило, громко и непосредственно реагировал. Какое-то время к таким выходкам все относились терпеливо, потом стали поругивать, а после мне и вовсе запретили присутствовать на спектаклях.

Но покоя я не давал никому и нигде. Не забуду, как однажды, прогуливаясь по закулисью, увидел чугунную витую лестницу, уходящую вниз. Набрался храбрости и спустился в полумрак под сценой. Там на металлической крестовине висел настоящий большой колокол. «Произвести» самому колокольный звон — это же мечта, особенно когда тебе пять лет. И я её реализовал. Зрители были настолько озадачены, что спектакль пришлось прервать. После этого случая пришлось сидеть дома под присмотром соседей, а вскоре я был отправлен к бабушке.

— Видимо, любовь к искусству и желание эпатировать публику зародились у Вас ещё в детстве (смеётся — ред.). В каких направлениях пробовали себя найти?
— В девять лет пошёл в музыкальную школу, но серьёзного желания учиться музыке никогда не было. Прогуливал часто. Когда дома спрашивали, почему не занимаюсь, первое время сразу садился за пианино и начинал играть только на чёрных клавишах. Это называлось «китайская песенка» — мелодия напоминала восточные мотивы.

Повзрослев, в 12 лет поступил в московскую военно-музыкальную школу и уже на следующий год маршировал по Красной площади в составе роты юных барабанщиков. Традиционно они открывают военные парады. Прекрасное было время, хотя и понимал, что заниматься музыкой теперь будет моей обязанностью. Впоследствии как и все собирался поступать на военно-дирижёрский факультет консерватории.

Мы учились не только играть на инструментах, ходить строем, но и дружить. Можно сказать, что дружить — это почти моя основная профессия. С одноклассниками до сих пор общаемся, участвуем в жизни друг друга. Мы семья. Близким другом был Валерий Халилов, ставший позже главным военным дирижёром. История сложилась так, что почётного звания «Народный артист Российской Федерации» мы удостоены одним указом президента. Валера позвонил первым, чтобы поздравить, так как текст указа увидел немного раньше. Его гибель в авиакатастрофе для меня личная трагедия…

— После окончания школы Вы решили поступать в ГИТИС. Как родители отнеслись к этой затее?
— Не поддержали. Мама возражала категорически. По этой причине готовился к поступлению самостоятельно. Папа тогда работал во Владимирском театре. Он специально приехал, чтобы послушать меня. Сказал, что получается неплохо, но в том, что пройду по конкурсу, сильно сомневался. Однако туры давались легко, и то, что поступлю на курс Андрея Гончарова, казалось делом решённым. Представляете, что я пережил, когда не увидел своего имени в списках прошедших третий тур… Сильнейший удар. Притом что профессиональных замечаний не было — просто нашли формальный повод, якобы в школьной характеристике было написано, что я недисциплинированный и дурно влияю на класс. До сих пор помню сцену, как вышел в фойе института и услышал: «Я поступил!». На лестнице, перегнувшись через перила, кричал красивый рыжий паренёк. Это был Игорь Костолевский. Мы вместе снимались в сериале «Преступление», где сблизились по-человечески. Рассказал ему эту историю, он сильно удивился.

— Перспектива «загреметь» в армию не пугала?
— Физически я был готов. Многочисленные репетиции и участие в пяти парадах на Красной площади требовали многочасовых строевых занятий, огромных физических нагрузок и ответственности. Кроме того, я уже умел блестяще наматывать портянки и филигранно подшивать подворотнички. А о строевой подготовке и говорить не приходится. Поэтому после призыва на срочную службу никаких сложностей и неожиданностей не было.

Совершенно случайно попал в армейский ансамбль песни и пляски ПВО Московского военного округа. На сборном пункте появились три человека в форме, но с неуставными причёсками и «налётом интеллигентности». Постоял рядом, послушал, рассказал о себе, и они меня сразу «забрали»: после курса молодого бойца службу нёс в ансамбле. За полгода до моей демобилизации его расформировали, причина — проблемы с солдатской дисциплиной. Отправился в ракетную часть, к которой был приписан формально. Первое время ходил в клуб и играл на фортепиано джаз. Потом из части был откомандирован на базу, где поручили проведение технических работ. Однажды, отвлёкшись, «испортил» ракету — перекусил важную деталь, из-за чего чуть не полетели головы командиров. К счастью, офицеры смогли устранить неполадку своими силами, огласки удалось избежать. О жизни на гражданке задумался ближе к дембелю.

— И решили поступать на философский факультет главного вуза страны — МГУ… Почему?
— Это странное стечение обстоятельств. В одном призыве со мной служили студент режиссёрского факультета ГИТИСа Володя Казначеев и Саша Ефремов, в дальнейшем — режиссёр, председатель Союза кинематографистов Белоруссии.

Так вот, Володя долго бегал от армии, дожидаясь 27-летнего возраста, но и работники военкомата не дремали. В один прекрасный день его задержали у подъезда дома, и вечером часть встречала героя. Начитанный человек и прекрасный рассказчик, он зазывал нас в каптёрку, и мы слушали его лекции по современной философии. Труды Кафки, Юнга, Камю… Больше никогда, даже на лекциях замечательных профессоров, философия не увлекала меня, как во время тех бесед. Постепенно появилась потребность в системных знаниях. Это и привело на философский факультет МГУ. Странно, но во время учёбы схожих ощущений уже не испытывал. Может, потому, что всё было немного формализовано. Университет дал системное образование и определённый кругозор. К сожалению, часто сталкиваюсь с актёрами, которые с необъяснимой уверенностью полагают, что обладают достаточным багажом общей культуры. На мой взгляд, театральное образование, за счёт акцента на специальные предметы, несколько несистемное, поверхностное… Будущих актёров прежде всего учат ремеслу.

— Известно, что Вы защитили диссертацию и имеете учёную степень «кандидат философских наук».
— По направлению поступил в аспирантуру. Но спустя какое-то время появилась возможность перейти в Академию общественных наук ЦК КПСС, заняться конкретным делом, там же защититься. Понимал, что как социологу мне интереснее самому собирать материал, анализировать его, готовить предложения, которые могут быть востребованы. Это повлияло на моё решение, и я согласился. Защитился по прикладной социологии. Работая в академии, получил огромное удовольствие от общения с профессионалами, людьми, неравнодушными к судьбе страны, болеющими за её будущее. Одним из таких же, как и я младших научных сотрудников, с которым мы писали диссертацию на одной кафедре, был Миша Горшков. Сейчас он возглавляет Институт социологии РАН, доктор философских наук, академик. Нами проводились многочисленные репрезентативные исследования общественного мнения, выполнялись аналитические выкладки для отраслевых отделов ЦК КПСС. К сожалению, партийное руководство страны не хотело что-либо менять. Разрыв между реальностью и  идеологемами оказался настолько велик, что все мы пережили гуманитарную катастрофу — развал Союза…

— Помогает ли философское образование при анализе ролей, определении сверхзадачи?
— Наверное, лишь в том, что по-иному, глубже подходишь к роли, но происходит это бессознательно. Трудно сказать, есть здесь преимущество или нет (пауза — ред.)…
Наверное, есть.

— Видел Вас во многих киноролях. У Ваших героев чувствуется стержень, внутренняя уверенность. При этом независимо — положительный он или отрицательный. Зрителю понятны аргументы, мотивы тех или иных поступков, которые он совершает.
— Вы сказали важную вещь для любого актёра. Не секрет, что играть отрицательного героя интересней. Но задача не оправдать его, а показать, почему в его жизни происходит именно так, откуда зло…

— Зацепила Ваша работа в фильме «Солнечный удар».
— Немного странно… Там от роли практически ничего не осталось. Многое из того, что было сделано в кадре, кстати, вместе с режиссёром фильма Никитой Михалковым, он же и вырезал. Почему — сказал потом, и я понял. Таковы «нюансы» режиссёрской профессии. Работа на площадке — это кураж, желание «вытащить» из актёров максимум, попробовать разные вариации. При монтаже подключаются другие участки мозга, нежели в процессе съёмок. И выясняется: какие-то даже самые удачные решения оставлять нельзя, потому что теряется сквозная логика.

Никита Сергеевич позвал меня в картину без проб. На первой встрече проговорили больше часа. Он признался: «Знаешь, я под себя писал эту роль». Стало понятно, что он уже сыграл её внутри себя. Но, если режиссёр тебя приглашает, значит, уверен, что справишься достойно. Несмотря на это, он всё время актёрски показывал мне сцены, совершенно изумительно… Конечно же, понимал, что не смогу сделать как он. И я знал — «кальки» не получится, и очень волновался. В итоге сыграл по-своему,
чем Михалков остался доволен.

— В сериале Сергея Урсуляка «Ликвидация» закадровый текст в Вашем исполнении — самостоятельная ответственейшая роль. Был ли у Вас ещё подобный опыт?
— С теплом вспоминаю эти съёмки. Хотя первоначально не соглашался с постановкой задачи режиссёром. Он требовал некой отрешённости от ситуации, происходящей на экране. Сергей настоял на своём, и я постарался выполнить его задумку. Но что интересно, история получила неожиданное продолжение. Посмотрев ленту, Алексей Герман-старший, поручил помощникам найти меня, чтобы предложить озвучание своего фильма «Трудно быть богом». По словам Германа, то, как я справился с задачей в «Ликвидации», определило его выбор. Так я стал последним актёром, утверждённым Мэтром…

— Вы сомневающийся человек?
— Да.

— Даже, если все говорят, что роль удалась?
— У меня есть личный ОТК — отдел творческого контроля. И вера в режиссёра. В этом смысле абсолютно не стыдно за фильм «Однажды в Ростове» Константина Худякова. Но это, скорее, исключение, потому что большинству нынешних молодых режиссёров не сильно доверяю.

— Несмотря на обширную фильмографию, Вы преимущественно театральный актёр, более трети века отдано театру «У Никитских ворот».
— Моя творческая биография началась в студенческом театре МГУ у Романа Виктюка. Когда Роман Григорьевич традиционной режиссёрской манере предпочёл новую эстетику, я ушёл в только что созданный театр «У Никитских ворот». Марку Розовскому я обязан всем. Он изменил моё представление об актёрской профессии. Это человек, который дышит театром, живёт им. Он не только замечательный режиссёр, не только драматург. Он личность. Несмотря на то, что наши пути разошлись, к моему решению перейти в труппу Театра имени Ленинского комсомола Марк Григорьевич отнёсся с пониманием. Более того, мы сохранили добрые отношения, и я по-прежнему играю в нескольких его спектаклях.

— Как случился в Вашей жизни «Ленком»?
— Однажды раздался звонок. Это был Марк Захаров. Предложение перейти в знаменитый театр прозвучало очень конкретно без каких-либо отступлений. Ответил (помню этот момент хорошо), что давно работаю с Марком Розовским, что есть определённые обязательства перед театром, и что не могу уйти посреди сезона. Но Марк Анатольевич, помолчав, настойчиво повторил своё предложение заглянуть на разговор и дал время на подумать. Отказаться, как Вы, понимаете, я не смог. У него в кабинете во время разговора спросил: «Марк Анатольевич, а что меня ждёт в Вашем театре?». «Вы были ведущим актёром, им и останетесь», — ответил он и обещание сдержал. После перехода я был задействован в каждой последующей постановке. А в последней его работе «Капкан» получил главную роль. Ни разу не пожалел, что принял приглашение легендарного Захарова.

Сейчас творческий совет театра возглавляет Александр Збруев. Начинаем репетировать пьесу Г. Гауптмана «Перед заходом солнца».

— Следующий год для Вас юбилейный. Обычно для человека такие даты — повод оглянуться, оценить пройденное… Хотели бы что-то в подарок к круглой дате в творческом плане? Есть конкретная мечта?
— Давайте по порядку. Определённую внутреннюю работу наедине с собой проведу обязательно. Что получается хорошо, а где ещё не дотягиваю, анализирую после каждого спектакля. Больших «отмечаний» не будет. Обычно в такие дни «прячусь» на даче…

Мечты… Марк Григорьевич давно грозится замахнуться на Уильяма нашего, Шекспира, на «Короля Лира»…Говорит, только меня видит в этой роли. Надеюсь, идею реализуем.

— Что, на Ваш взгляд, человека, учёного-философа, актёра, значит понятие «культурный код России»?
— Ничего себе… Хороший вопрос (задумался — ред.). Это многогранное, многоуровневое понятие. Прежде всего, это язык. К глубокому сожалению, мы его стремительно теряем. Далее — народность, во всех её проявлениях. Это кино и театр. Это другое телевидение, не коммерциализированное, которое будет связано с культурой нации и нашими многовековыми традициями. В этом в вопросе должна громче звучать позиция Русской православной церкви, к сожалению, пока её не слышно. Культурный код — в познании религиозной составляющей народа, проя влении нравственности и духовности. Это присущие нам жертвенность, самоотдача, отзывчивость…

— Благодарю за откровенную, умную беседу. Желаю востребованности, творческого долголетия, оригинальных задумок, реализации режиссёрского потенциала и, конечно, зрительской любви.
— Спасибо.

Тэги: 
подмостки
Сурмило
юматов
актёр