ОБЩЕСТВО И СМИ В ЗЕРКАЛЕ COVID-19

Стоит вспомнить и о такой характеристике нашей эпохи, как сверхмобильность. Вследствие туристического бума, погони за впечатлениями, превращения путешествий в одно из мерил социального статуса огромные группы людей оказались сдвинутыми со своих мест. Модель «вечного странника» — заметный тренд повседневной жизни.

Британский социолог Зигмунт Бауман в книге «Глобализация. Последствия для человека и общества» в начале 2000-х годов писал: «Говоря о том, чего они хотят добиться в жизни, люди чаще всего упоминают о мобильности, о свободном выборе места жительства, путешествиях, возможности повидать мир; их страхи связаны с понятиями ограниченности передвижения, отсутствия перемен,недоступности мест, куда другие попадают без малейших усилий, удовлетворяя свой интерес и получая удовольствие». Бауман тонко и точно заметил, что в «вдали маячит столько потрясающих неизведанных ощущений, что понятие „дом“ вызывает особое наслаждение в форме тоски по дому…»: «Если дом заперт снаружи, если возможность „выйти на улицу“ существует лишь в отдалённой перспективе или отсутствует вообще, он превращается в тюрьму. Вынужденная неподвижность в этом случае и привязка к одному месту рассматривается как самая жестокая и отвратительная из всех возможных ситуаций».

Возможно, автор немного и сгустил краски. Но… только в 2019 году Всемирная туристская организация зарегистрировала 1,5 млрд прибытий туристов по всему миру, из них 743 млн иностранных туристов пришлось на Европу, что составило 51 % мирового рынка. Лидирующие позиции (16 % от общемирового потока) и туристических расходов (четверть глобальных трат) накануне пандемии удерживали США. А самым быстрорастущим регионом по числу международных туристических поездок стал Ближний Восток, который почти вдвое превзошёл средний мировой показатель (+8 %). Трудно представить, но до эпидемических ограничений в небе ежедневно одновременно находилось свыше 10 тысяч лайнеров. А 29 июня 2018 года стал рекордным по количеству самолётов, совершивших перелёт в один день, — их было более 200 тысяч.

Между тем давно установлено, что трансграничные миграции являются источником стремительного распространения инфекции. В течение XIX века трансокеанские путешествия на пароходах способствовали распространению четырёх пандемий холеры. Но если поездки из Европы или Азии в Северную Америку к концу XIX века занимали от 7 до 21 дня, что соответствовало инкубационному периоду большей части инфекционных заболеваний и облегчало их диагностику в момент высадки, то сейчас основной режиммеждународных путешествий и коммерческих перелётов позволяет достигать любой точки мира менее чем за день.

Реакция на инфекционный кризис субъектов экономической деятельности, как правило, стремящихся до последнего препятствовать возможным экономическим потерям вопреки противоэпидемическимтребованиям, имеет универсальное значение. Существует множество исторических подтверждений того, как с середины XIX века торговцы выступали против любых усилий по предотвращению или сдерживанию болезней, которые могли бы препятствовать коммерческим операциям и перемещениям капитала.

Кроме того, высказывается суждение, что какая страна (или группа стран) подаст международный пример эффективного внутреннего разрешения кризиса, та (или те) и обретёт легитимность для координации глобального подхода к преодолению пандемии и обузданию глобальной рецессии. Многим наблюдателям представляется, что руководство Китая как раз и пытается усилить своё влияние в организациях, которые играют важную роль в этом кризисе. В то же время США пока не удаётся продемонстрировать крупные успехи в преодолении пандемии, и это незадолго до президентских выборов.

В этой связи кажется неслучайным, что все страны так внимательно следят за статистикой друг друга. Как иначе расценить тот факт, что Госдепартамент США объявил о гранте в размере 250 тысяч долларов за доклад, который «разоблачит дезинформацию российского здравоохранения». Это означает, что один из самых низких показателей летальности от коронавируса в мире заведомо квалифицируется Госдепом как ложь и фейк. На сайте grants.gov открыто заявляется, что деньги выделяются на доклад, в котором будет говориться о российских и советских кампаниях дезинформации, связанных со здоровьем. Для победы в конкурсе нужно иметь опыт борьбы с российской дезинформацией.

Этим опусам только предстоит увидеть свет, а информационная почва для них уже готовится. Не иначе как политический заказ следует расценивать статьи о количестве жертв коронавируса на территории РФ, опубликованные в майских номерах изданий The New York Times и Financial Times, где сообщается, что якобы число погибших от инфекции россиян может быть на 2/3 выше официального показателя.

Политическая ангажированность в международной реакции на кризис вынудила министра иностранных дел России Сергея Лаврова отметить, что некоторые западные страны стремятся воспользоваться пандемией коронавируса для наказания неугодных им правительств. Дошло «до противоречащих базовым дипломатическим нормам унизительных запретов обращаться к России за медико-гуманитарным содействием — вне зависимости от того, насколько бедственна ситуация» и абсурдных обвинений в желании использовать ситуацию лишь с целью «укрепления геополитического влияния».

Пандемическая угроза обострила политико-экономическое противостояние между англосаксонским миром, с одной стороны, Китаем и Россией, с другой. В каждом случае ставятся свои цели. В отношении Китая — этодемонизация с помощью антикитайского досье, подготовленного Альянсом пяти разведок — США, Британии, Австралии, Новой Зеландии, Канады, в котором руководство КНР обвиняется в разработке биологического оружия, сокрытии фактов, халатности и лжи. Применительно к России основным инструментом выступает дискредитация правительства, в том числе с помощью информационных атак, где официальные статданные по эпидемии выглядят сплошным фейком.

С таким положением дел предстоит разбираться, чтобы понять природу, социальную базу, закономерности как продуцирования этого феномена, так и систему эффективного противодействия ему. На это, вероятно, потребуется немало времени и интеллектуальных ресурсов. Но уже понятно, что ситуация с пандемией на информационном поле похожа если не на войну всех против всех, то определённо на серьёзное противостояние альтернативных и официальных источников информации, за которым проглядываются куда более глубокие экзистенциональные проблемы.

В медийном пространстве, например, можно наблюдать, как часто на различных платформах оспариваются данные властных структур и предлагаемых ими мер противодействия. Самой привычной и ожидаемой оказывается реакция различных оппозиционных сил, которые, получая новые аргументы, освежают свой имидж в глазах сторонников в критике власти. Однако велик поток и других — «народных», обывательских, научных или наоборот квазинаучных и параэкспертных, а также эсхатологических и прочих построений, оспаривающих официальную линию и создающих «правду» о коронавирусе. Всё это при определённом стечении обстоятельств способно повлечь за собой не только массовое пренебрежение рекомендуемыми мерами безопасности и формирование альтернативных способов профилактики, но и пересмотр устоявшегося хода событий и даже привычной картины мира.

Однако à la guerre comme à la guerre (на войне, как на войне). Новейшие информационные технологии могут работать как на «той», так и на «этой» стороне. Например, ВОЗ и ЮНЕСКО объявили кампанию против фейков. На сайте Всемирной организации здравоохранения появился новый раздел «Рекомендации ВОЗ для населения в связи c распространением нового коронавируса (2019-nCoV): мифы и ложные представления», где к 8 мая 2020 года было 25 позиций, развенчивающих фейки о лечении и профилактике заболевания. Любой желающий может узнать, что:

 — употребление алкоголя не защищает от COVID-19;

— передача вирусного возбудителя COVID-19 происходит в любых климатических зонах, а не только в районах с жарким влажным климатом;

— пребывание на улице в холоднуюи снежную погоду не поможет уничтожить новый коронавирус;

— горячая ванна не поможет против новой коронавирусной инфекции;

— новый коронавирус не передаётся через укусы комаров;

— от новой инфекции не защищает ни чеснок, ни вакцины против пневмонии и пр.

Кампания по информационному продвижению антивирусной гигиены приобретает всё более широкий и настойчивый характер. Её смысл понятен и прост в исполнении: нужно чаще мыть руки, не обмениваться едой с больными людьми, дезинфицировать потенциально загрязнённые поверхности, соблюдать безопасную дистанцию, выработать навыки самостоятельной временной самоизоляции, то есть делать всё то, что можно назвать безопасным поведением. При этом мишень — вирус — вполне конкретна и при определённым образом организованных усилиях доступна для поражения.

Гораздо сложнее обстоит дело с информационной гигиеной, где задачи предупреждения влияния неадекватной (негативной, избыточной или недостаточной) информации на физическое и психическое здоровье и социальное благополучие человека оказываются в значительной степени размытыми, лабильными, изменчивыми и весьма неопределёнными. Что точно подпадает под категорию загрязнения и что подразумевается под санацией окружающей информационной среды в контексте соблюдения права на свободу информации — вопрос, имеющий высокое философское содержание и не подразумевающий исчерпывающий и однозначный ответ.

И хотя «информационная гигиена» нередко классифицируется как раздел медицины, её смысл выходит за пределы этой научнойсферы, о чём свидетельствует и законодательная практика. В России с 2019 года действует пакет федеральных законов, устанавливающих запрет на публикацию недостоверной общественно значимой информации, распространяемой под видом правдивых сообщений. Имели место и единичные случаи вынесения соответствующих обвинений. Но в стремлении объявить войну фейкам «не на жизнь, а на смерть» требуются трезвые оценки и реалистичные подходы.

Экспертное сообщество и пандемия: игры ума, или правда жизни

В разгар пандемии самыми востребованными, читаемыми, цитируемыми становятся эксперты из сферы медицины и её отдельных направлений (вирусологии, эпидемиологии, вакцинологии и пр.) — специалисты, корифеи своего дела, многие из которых до этого момента снискали славу в относительно узких профессиональных кругах. Теперь же они выступают в роли знатоков не только на страницах учебников и научных статей, но и перед массовой аудиторией, настроенной на простой, доходчивый, убедительный и запоминающийся диалог.

Музыка звучания и таинственный для непосвящённых смысл таких понятий, как «когорты тестируемых», «валидированность тестов», «геном вируса», «референс-диагностика», «класс антител», «погрешность диагностики», «популяционный иммунитет», «векторная вакцина» и «цитокиновый шторм» могут внушать самую разную гамму чувств от уважения до скепсиса. Но новый словарный контент, каждый день появляющийся в новостных лентах и довольно быстро входящий в повседневный обиход, трансформирует понятийную сетку людей, далёких от медицины, и дополняет её новым содержанием.

Высокий стиль профессиональной терминологии, которой оперируют эксперты, на  обыденно-повседневном уровне трансформируется в категории поведенческого характера. Слова «маска», «перчатки», «карантин», «самоизоляция», «социальная дистанция», «симптомы», «пневмония» соседствуют с понятиями действия «носить», «соблюдать», «обращать внимание», «следовать» и т. п. На наших глазах происходит всплеск популяризации и своеобразного «обмирщения» медико-профилактического и эпидемиологического знания, заметно потускневшего на фоне медикаментозных и вакцинальных успехов в борьбе с инфекционными заболеваниями.

Немаловажный интерес представляют и другие группы экспертов, которые не имеют непосредственного профессионального отношения к медицине, а заняты в сфере социально-гуманитарного знания, в том числе философы, политологи, историки, социологи, культурологи, футурологи. К этой категории следует отнести и деятелей искусства, культуры, участвующих в общественно-политической жизни.

Для внемедицинского экспертного сообщества коронавирус как объект приложения интеллектуальных усилий выступает в сложной и многозначной роли. Пандемическая ситуация служит скорее импульсом и предметным полем, на котором традиционные тематические блоки рассматриваются через «вирусную призму».

Как изменятся общественные и государственные структуры, что ждёт в ближайшем будущем системы образования и здравоохранения, что будет с рынком труда, мировой политикой и экономикой — вот лишь малая толика тех проблемных «посткоронавирусных» вопросов, на которые пытаются ответить отдельные эксперты и аналитические структуры.

Обращаясь к суждениям гуманитариев, не следует удивляться существенному разбросу их оценок, на которые влияют и политические пристрастия, и идейные взгляды, и корпоративная принадлежность, и научная школа, и профессиональный бэкграунд, да просто — индивидуальная картина мира в голове эксперта. Попытка свести к общему знаменателю имеющиеся мнения едва ли приведёт к успеху. Напротив, при сумми ровании складывается противоречивый и весьма неровный «ландшафт». Некоторые наблюдатели заговорили о крахе глобализации в её нынешнем виде и возвращении по всему миру территориального государства. Немало экспертов настаивает на торжестве глобализации в её цифровом измерении. Высказывается мнение о восстановлении роли традиционных институтов (семьи, семейной экономики, домашних хозяйств) и одновременно упор делается на тенденциях разрушения привычного уклада и атомизации социума. Звучат осторожные прогнозы по выходу мировой экономики из пандемического кризиса, при этом немало пессимистических выводов, указывающих на длительный спад хозяйственно-экономической активности, рост безработицы и социального неравенства.

Заслуживающей внимания представляется мысль профессора русской литературы Университета Эмори (Атланта) Михаила Эпштейна о том, что пандемию можно считать своего рода вакцинацией против большой войны. Как полагает американский культуролог, в последние годы нарастало внутреннее предчувствие какой-то большой катастрофы. Но сейчас, увидев одну тысячную от того, что могла бы принести реальная война, люди получили некую прививку. Многие осознали, что лучше проводить время этой противовирусной войны в домашнем уюте, чем в окопах или бомбоубежищах.

Можно быть уверенным, что «коронатема» будет ещё какое-то время занимать умы интеллектуалов. Но век сенсаций недолог. Организаторы здравоохранения, биологи, вакцинологи и другие узкие специалисты будут заняты невидимым публике, во многом рутинным трудом. А СМИ и эксперты, особенно те из них, кто специализируется на актуальной повестке, по-прежнему останутся верны принципу: будет день — будет пища.

Вирус: люди, культура, среда обитания

Принципиально важным, исторически наблюдаемым является разрыв между реальной эпидемической угрозой и её восприятием социумом на различных стадиях развёртывания. Исследователи называют это «моделью четырёх актов эпидемии» с предсказуемой линией сюжета. На первом этапе имеет место вялая и недоверчивая реакция на угрозу. Сообщество начинает признавать растущее число случаев заражения и/или смертей в результате распространения конкретной заразной болезни, но от властей, как правило, требуется немало предостережений, уговоров, лекций, а затем и более критичных мер, чтобы убедить граждан в серьёзности проблемы.

Эта запаздывающая реакция, медленное принятие решений и отсроченные действия перед лицом вирусных угроз трактуются экспертами как общая черта в мировой истории эпидемий, обусловленная нежеланием людей поступиться привычным образом жизни, различными интересами или убеждениями (от экономических и институциональных до личных и эмоциональных).

На втором этапе интеллектуальное и психоэмоциональное воздействие на общество усиливается с тем, чтобы люди более отчётливо осознали тревожность ситуации и возможные пагубные последствия безответственного с эпидемиологической точки зрения поведения. В информационном пространстве начинают разворачиваться острые дискуссии о причинах и следствиях эпидемии. В публичных обсуждениях схлёстываются противоположные мнения. Линиями противостояния выступают различные точки зрения: научные противостоят псевдо- и антинаучным; рациональные вступают в спор с религиозно сакральными. В последнем случае чаще озвучиваются темы божественного возмездия за греховный образ жизни, необходимости покаяния и продолжения богослужений. Эта дихотомия в понимании опасности болезни была отличительной чертой многих обществ в прошлом, и, как полагают эксперты, в наши дни также нельзя сбрасывать со счетов роль, которую религиозные, духовные и культурные верования и практики могут играть в смягчении, сдерживании или разжигании эпидемии.

Для этого этапа характерно распространение различного рода конспирологических построений, которые в условиях цифровизации информационных потоков оказывают большое влияние на массовое сознание. В частности, в социальных сетях активно обсуждается тема массовой чипизации населения и передела мира в интересах неких глобальных правящих элит. В Британии слухи о том, что пандемия коронавируса каким-то образом связана с технологией мобильной связи пятого поколения, привели к разрушению в стране вышек сотовой связи 5G и к нападениям на инженеров, прокладывающих телекоммуникации. Когда администрация Facebook в рамках борьбы с фейками начала удалять сообщения групп сторонников теории о связи коронавируса с 5G, оказалось, что в них состояли тысячи британцев.