БОРОДИНО. КАК ГЕНИЙ КУТУЗОВ НАМ ДАЛ УРОК НА 100 ЛЕТ ВПЕРЁД

Дата: 
01 августа 2021
Журнал №: 
Рубрика: 

Бородинское сражение до сих пор остаётся предметом горячих споров: кто же достоин лавров победителя? Либералы-западники вот уже два века называют таковым Наполеона, консерваторы-охранители отдают лавры русскому полководцу.  О том, как Кутузов сумел разработать и с блеском применить ряд тактических действий, вошедших через век в инструментарий ведущих армий мира, и при этом обмануть французского императора — в нашем материале.

Текст: Сергей Солодовник
Фото: Александра Устинова (из Музея-заповедника «Бородинское поле»)

ЗАБЫТОЕ НЕЗАСЛУЖЕННО…
Славный день Бородина — триумф воли и славы русского оружия. А как же Москва ≪спалённая пожаром≫… Отступление до Тарутина… Долгое сидение в лагере… Но ведь потом — Березина! Значит, баталия при селе Семёновском, как в мемуарах современников нередко называлась эта великая битва, была не напрасна. В книгах, фильмах, блогах мелькают номера и названия воинских частей, доказывая и подтверждая: армия Кутузова была несокрушима.

Однако многое на уровне руководства сражением зачастую выпадает из видеоряда и обзорных текстов. В чём причина? Ведь военная тактика двухсотлетней давности — точно не предмет гостайны, а впечатление одно: умолчание! Что умалчивается, и почему эта традиция перешла из века XIX, из записок очевидцев, в век ХХ, а затем и к нам, в XXI, разберём здесь и сейчас.

«ГИБЕЛЬ ФРАНЦУЗСКОЙ КАВАЛЕРИИ»
Французские участники сражения, особенно штаб-офицеры, упоминают интерес Бонапарта к истории и динамике похода Карла XII, короля Шведского, на Россию. Начальник штаба гитлеровского вермахта Франц Гальдер также сравнивал продвижение и Карла, и Наполеона с динамикой наступления дивизий очередной объединённой Европы. Как следует из его дневниковых записей, интересовался он статистикой или количеством километров захваченной земли.

Наполеон Бонапарт извлёк качественный вывод из тотального поражения Карла под Полтавой: нельзя оставаться без пороха и пушечных припасов. Поэтому в движении к Бородинскому полю избежал главной ошибки: придал артиллерию каждому корпусу и движение на марше назначил в единой массе войск. Никакого снабженческого корпуса, как предпринял Левенгаупт по приказу короля Карла, никакого разрыва в плотных рядах наступающих войск.

Поэтому не то что не нашлось нашего корпуса на флангах французов, каковой бы предпринял операцию ≪имени≫ Александра Меншикова: была и Дунайская армия с южного направления, был и корпус Витгенштейна на севере. Бонапарт предусмотрел фланговые удары и рассредоточил критические припасы: порох, ядра, артиллерию.

Взять всё одним ударом, который блестяще был проведён Меншиковым у Переволочны, перед Полтавой, такой возможности в 1812 году не было ни у Багратиона, ни у Барклая, ни у Кутузова. Кстати, Дениса Давыдова в его первый партизанский рейд князь Багратион отправил за день до Бородинского сражения, дав ему эскадрон гусар и неполную сотню казаков. Потому что не рассчитывал на действенные удары по коммуникациям французской армии: Бонапарт, в отличие от Карла, заботился о логистике своей армии.

Противник Кутузову достался хитрее и предусмотрительнее, чем  самонадеянный шведский король, оказавшийся в глубине России без пороха и ядер и в результате разбитый наголову Петром Великим.

Второй манёвр на стратегическом уровне, недоступный Кутузову, не на подходах, а на самом Бородинском поле, был фланговый охват противника для выигрыша сражения. Канны (крупнейшее сражение Второй Пунической войны, произошедшее 2 августа 216 до н. э. около города Канны — ред.) оказались невозможны по главному обстоятельству: соотношение сил и, прежде всего, мобильных, каковые на начало XIX века состояли из кавалерии, было однозначно в пользу Бонапарта.

Достаточно простой арифметики, чтобы понять: русская кавалерия могла быть применена только для контратак, демонстративных действий (фланговая атака Уварова — Платова на левое крыло французов), а также для спасения своей пехоты, которая отступала на заготовленные позиции в тылу.

До сих пор исследователи не пришли к единому мнению и вот по какому поводу. Корпус Тучкова был поставлен в лесу для флангового обхода французских войск с нашего левого фланга. Но нехороший генерал Беннигсен вывел его в чисто поле, что усмотрел Бонапарт, и направил против нашего засадного корпуса поляков Понятовского. Причём также — в составе корпуса. Получается, бездарь Беннигсен лишил нас на Бородинском поле возможности флангового обхода, нарушив план сражения.

Но тут имеется интересный момент. Тучков получил приказ от главкома. Этот приказ был отменён лицом ниже по статусу и выполнен. Хотя по всем правилам Тучков был обязан снестись со светлейшим князем, либо любой офицер из его штаба был обязан доложить. Но этого не произошло, гласят документы. Или доклад Кутузову всё же последовал, но тот не отменил решения Беннигсена.

Что в итоге? Корпус Понятовского, маршируя по открытому пространству, имел возможность зайти во фланг и в тыл корпусам Багратиона. А Тучков, будучи дислоцирован по первоначальному приказу Кутузова в лесу, мог не успеть вывести войска и артиллерию для удара в тыл Понятовскому. Упущенный момент развёртывания вполне способен был привести к катастрофе на нашем левом фланге.

Напомним, что против Багратиона с двумя корпусами Бонапарт сосредоточил целых восемь!

А, может, Беннигсен был прав: выставил корпус Тучкова в открытое поле, заставив тем самым Наполеона отдать приказ Понятовскому атаковать в лоб? Таким же образом, как гений Кутузова принудил французов атаковать в лоб нашу оборонительную линию. Результат нам известен. Бородино стало, по отзывам противника, ≪гибелью французской кавалерии≫. Примерно, как через полтора века в оборонительном сражении под Москвой мы выбили мобильные силы вермахта.

Третий манёвр Кутузова был блистательно провален чрезмерными усилиями генерал-губернатора и главнокомандующего Москвы графа Фёдора Васильевича Ростопчина. Этот чудесный человек, назначенный императором обеспечить тыл Кутузова, клятвенно обещал поставить оружие для поражения французов ≪с небес≫. Был нанят некий Леппих Франц, он же — голландец Смит, который представил графу Ростопчину записку о ≪проекте устройства боевой летучей машины в виде воздушного шара, а иначе — аэростата, вооружённого огнестрельными снарядами и ракетами, могущими посредством точного бомбометания нанести вред противнику и послужить к истреблению неприятеля≫.

Это был проект воздушного шара по образцу Жозефа и Этьена Монгольфье. Плетёная круглая корзина диаметром свыше пятнадцати саженей, способная поднять в воздух около пятидесяти человек экипажа, была вооружена восемью двухфунтовыми фальконетами, установленными по сторонам, и маневрировала посредством паруса, рулей и киля.

Кутузов был знаком с опытами братьев Монгольфье. Поднять двух-трёх человек с грузом для регулирования высоты, а также с балластом для экстренного подъёма, шар имел возможность. Поддув горячего воздуха — минус два человека. Итого, шар с одним наблюдателем. Шикарный подарок! Кутузов просил: дай два шара для генеральной баталии, наблюдение за полем боя критически важно, будут записки скидывать вниз, наверх — поднимать на верёвке, высота 200—300 сажен, больше не надо. Но один шар или два — должны быть на поле боя.

Растопчин хотел как лучше: громить французов с небес, — это была бы первая аэромобильная битва в истории человечества. Получилось же как всегда. Ни один воздушный шар не поднялся над нашими позициями. Наблюдателей с воздуха не случилось, тем более — обстрела лично Буонапартия из фальконетов. При этом Растопчин о совершенно секретном проекте гигантского воздушного шара писал в своих афишках…Ну, не было ещё нормальной контрразведки на тот период: ни Третьего отделения, ни КГБ. Вот если бы те афишки подбрасывались войску Бонапарта на французском, немецком, польском, а особенно — на итальянском языках, как к самой неустойчивой части бонапартова воинства, тогда Растопчин мог бы стать провозвестником психологической войны.

Бумаги да краски не хватило, всё ушло на внутреннюю пропаганду.

Необходимо поставить здесь точку из достоверной записки современника. Денис Давыдов свидетельствует: чтобы получить доверие со стороны русских крестьян при партизанских операциях на временно оккупированной Наполеоном территории, надо было совершить три действия. Первое, перестать говорить со своими офицерами по-французски. Второе, отрастить бороду — просто перестать бриться, а также сменить мундир гусара русской армии на мужицкий армяк, а позднее, в связи с суровым похолоданием, на тулуп. Третье, заменить на своей груди русские кресты и ордена на образок Николы Угодника. Но! Ни в коем случае не говорить с крестьянами на языке афишек Ростопчина: они считали это за фиглярство, скоморошество да издевательство.

И напоследок. Кутузов не смог в инженерном отношении подготовить, как считал нужным, место сражения: уже упомянутый Ростопчин обещал прислать загодя к Бородинскому полю примерно 30 тысяч ратников, но перед боем Кутузов располагал числом примерно в три раза меньшим. Всё, что наши успели сделать — это на четверть, на треть оборудованные по стандартам тех времён полевые укрепления для артиллерии — реданты, флеши, апроши.

Однако и того, что он успел, хватило для перемалывания ударных сил французов.

ЗА ВЕК ДО ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
Полководческий гений Кутузова — фраза, к которой мы привыкли, не вдаваясь в детали. Так в каких военных хитростях преуспел генерал-фельдмаршал Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов ещё за век до Первой мировой войны?

Первое. Смог предусмотреть запасные позиции для отступления нашего угрожаемого левого фланга. Мы сменили три линии обороны, удержавшись на последней, но не допустили французов до прорыва фронта. Напомним, создание как минимум трёх основных линий обороны использовалось лишь на второй год Первой мировой. Конкретно, три линии обороны с предусмотренными вариантами отхода были введены в стандартную практику армий Антанты и Германского союза к 1915 году. 113 лет упреждения, и приоритет — за Кутузовым!

Второе. Доверил руководство русской артиллерией корпусным командирам. Были даны полные и окончательные инструкции относительно массирования огня при различных вариантах развития событий на поле боя. Но это формальное рассредоточение позволило нам создать не только гранбатарею, которая отстояла наш левый фланг во время отступления, но и подавлять огонь французской артиллерии. Контрбатарейная дуэль стала руководством действий артиллеристов в период Крымской кампании, а также Гражданской войны в США. Только вот эти битвы происходили спустя полвека. А окончательно в уставы действующих армий контрбатарейная борьба была введена по итогам войны 1914—1918 годов. И была стандартом для побеждающих армий во Второй мировой войне.

Третье. Заманил императора в ловушку на левом фланге, подставив под удар два корпуса против восьми при первоначальной диспозиции и при слабой артиллерии на первой линии. А затем двигал дивизии и корпуса, сосредотачивал батарею за батареей, ставя наступавшие колонны и эскадроны Великой армии под массированный огонь бомбами и картечью. В полном блеске мы применили такую стратегию спустя 131 год на Курской дуге.

ЗАПАСНЫЕ ПОЗИЦИИ
Все сражения Наполеона и достижение победы строились на двух основных методах. Первый заключался во фланговых манёврах перед решительным сражением, отсечением корпусов противника с последующим разгромом поодиночке. Так были неоднократно биты австрийские войска. Летом 1812 года ему это не удалось: армия Багратиона соединилась с армией Барклая у Смоленска. Наполеон не смог ни перерезать пути отхода, ни разгромить наши группировки по отдельности.

Второй метод основывался на решительной победе в генеральном сражении. Так были биты наши и австрийские войска под Аустерлицем, а затем прусская армия под Йеной. Наполеон находил наиболее слабый участок обороны противника, создавал многократное превосходство в силах и концентрировал огонь артиллерии на пункте прорыва. Это всегда гарантировало успех, поскольку на начало XIX века никто не додумался до обороны в несколько линий на поле боя, и никто не планировал отступления в ходе отдельного сражения.

Конечно же, создавались резервные планы на случай поражения. Намечались линии отхода, назначались арьергардные формирования, указывались тыловые базы для обеспечения и пополнения боеприпасами, фуражом и продовольствием. Но предусматривать планомерное отступление во время боя, с намеченными позициями для занятия нового и нового рубежей обороны — об этом никто не задумывался до 1915 года, второго года мировой войны, когда полевые войска стали зарываться в окопы, а артиллерия с гарантией пробивала первую, а зачастую и вторую линии обороны.

Отметим, что планировать отступление крайне тяжело. До начала боя, когда вся армия заряжена на победу, планировщик отступления приравнивается к пораженцу. Нужно провести не просто линию на карте, но и на местности. Самому везде не поспеть, необходимо поручить эту работу офицерам: пехотным, сапёрным и, прежде всего,— артиллерийским. И пошёл распространяться слух о готовности отступать среди офицерского корпуса. Но одной рекогносцировки недостаточно: требуется и землю поковырять. Тут уж всё видят и понимают как унтер-офицеры, так и рядовые. До ощущений обречённости, уныния и предвосхищения катастрофы рукой подать. Но Кутузов крупно рискнул — и выиграл стратегически.

Наши три линии обороны в ходе сражения суть таковы: первая линия — Багратионовы флеши, вторая — кромка оврага перед деревней Семёновская с западного направления, третья — сама деревня Семёновская. Везде наши стояли насмерть, проводили контратаки, отбивали позицию у французов, а потом отступали к запасной позиции. Именно поэтому император французов имел право записать в своём бюллетене, что русские были отброшены со всех своих позиций.

Правда, оставалась крайняя позиция, но не пехотная, а артиллерийская. Это была наша гранбатарея у деревни Псарёво. Генерал-лейтенант Леер в 1883 году кратко упоминает о ней как о месте сосредоточения наших 300 артиллерийских стволов. Спустя полвека генерал-лейтенант Байов называет это место дислокацией артиллерийского резерва и сетует на то, что Кутузов не рассредоточил орудия по фронту, тогда бы урон неприятелю мог бы быть и больше. Очень верное замечание грамотного тактика, если забыть про сверхзадачу — сохранить артиллерию после сражения любой ценой!

Но и в тактическом плане, четвёртая и окончательная позиция Кутузова полностью сломила наступательный порыв французов. На карте видно, между деревнями Псарёво и Семёновская (третья линия обороны) — чуть менее версты, причём Псарёво расположено выше. А каждая сажень в высоту — это большая дальность своих артиллерийских выстрелов и меньшая доступность для обстрела противником.

Менее версты — значило картечь на голову супостата, как любил инструктировать артиллеристов Суворов. А если посмотреть на расстояние между Псарёво и флешами, то это около двух вёрст. Для тяжёлой гаубичной артиллерии самый раз обстрелять колонны французов ≪бомбическими ядрами≫. Максимальный калибр для поля боя, максимальное поражение живой силы противника, лишённого укрытий и с высокой степенью концентрации в плотном строю.

Эффективность работы по уничтожению живой силы противника, равно как и контрбатарейная стрельба нашего артиллерийского кулака вокруг деревни Псарёво, были беспрецедентными для того периода. И это при том очевидном обстоятельстве, которое подчёркивал Фёдор Николаевич Глинка, герой войны 1812 года: в силу диспозиции французы могли вести по нашим войскам огонь концентрически, а мы, в силу выбора противником направлений для атаки с разных позиций, отвечать только эксцентрически.

Обычно распылённый или эксцентрический огонь приводит к поражению против огня с разных батарей, сконцентрированного в одной точке атаки. Не напрасно удивляется Фёдор Николаевич, участник многочисленных сражений и штаб-офицер у Милорадовича. И небывалое бывает,— как говаривал Пётр Великий после победы нашего галерного флота над шведской парусной эскадрой.

Всё получилось у Кутузова по двум причинам: первое — чёткое планирование позиций для отступления, каждая из которых всё ближе подводила французов под эффективный и губительный огонь нашей большой батареи и всё более отдаляла их от покровительственного огня их собственной гран-батареи. И второе — инициатива отдельных командиров по обстрелу неприятеля по факту, без согласования со штабами и получения письменных приказов. Система оказалась самоуправляющейся. Поэтому Кутузов не назначал единого командира большой батареи. А главнокомандующего артиллерией, героически погибшего генерала  Кутайсова, до последнего держал при себе, не отпускал на поле боя, не допускал до прямого руководства артиллерией.

И лишь потом отрядил вместе с Ермоловым для возвращения в наши руки центральной позиции — курганной батареи. Каковая впоследствии была названа по имени корпусного командира Раевского.

Для Кутузова всё выглядело вполне предсказуемо: горячий Кутайсов рвался к артиллеристам на передовую и туда же затащил бы новые и новые подкрепления, раздёргав тем самым концентрацию артиллерии в самом оптимальном месте, на крайней позиции. Практически все орудия переднего края обороны, что на курганной батарее, что на Багратионовых флешах, были или разбиты огнём противника, или захвачены и вывезены, или обращены против наших контратакующих колонн.

Здесь небесполезно вспомнить приказ Кутайсова, отданный артиллеристам непосредственно перед сражением: последний выстрел картечью в упор. Приказ геройский. Для артиллеристов это означало максимум поражения противника последним выстрелом с последующей героической смертью и неизбежной потерей материальной части артиллерии — орудий, зарядных ящиков, лошадей и пороха. Уставы того времени категорически запрещали подобное геройство, поскольку матчасть при угрозе захвата противником должна была быть любой ценой вывезена в тыл и спасена.

По отрывочным, но репрезентативным отзывам наших и французских лекарей, около трёх четвертей тяжёлых ранений приходились на осколочные. Поскольку разрывные пули при Бородино не применялись, противопехотные мины отсутствовали, то это работа артиллерии обеих сторон. Следовательно, эшелонирование обороны и сосредоточенный огонь артиллерии с нашей стороны нанёс тот катастрофический ущерб армии вторжения, который позволил выиграть войну.

КЛАССИЧЕСКАЯ ЛОВУШКА
Многие комментаторы из числа современников Бородинской битвы, а также ряды последующих изыскателей пеняли Кутузову, что он совершил множество ошибок перед сражением, из которых три признаются главнейшими.

Первая ошибка. Правый фланг нашей позиции при фронтальной атаке был практически неприступен, но там сосредоточены резервы. А если бы левый фланг или центр были прорваны, то русская армия попадала в ловушку между реками Колочь и Москва-рекой. Зажали бы нас и истребили в углу между этими реками с болотистыми берегами — ни артиллерии не выбраться, ни кавалерию не спасти.

Вторая ошибка. Левый фланг не был усилен ни пехотными, ни кавалерийскими резервами, ни орудиями на передовой линии. И только чудо и героизм воинов позволили выдержать атаки французов. А вот если бы против восьми корпусов французов стояло бы столько же наших, врагу нипочём бы не взять Багратионовы флеши.

Третья ошибка. Надо было запланировать удар во фланг Наполеону, создав сильную группировку либо на левом фланге — не один корпус Тучкова, а два-три корпуса с кавалерией. Либо на правом фланге вместо одного корпуса Уварова и нескольких казацких полков Платова сконцентрировать всю ударную кавалерию и фланговым манёвром разгромить Наполеона.

Есть ещё немало подобного рода рассуждений, их легко найти в записках и воспоминаниях современников, а также в последующей аналитике, включая Карла Клаузевица.

Фельдмаршал, без сомнения, все эти факторы видел, оценил, рассмотрел и по результатам — отверг. Его гений, в отличие от послезнайства и всеведения, учитывал важнейший фактор, которым он не мог управлять по определению.

Таковым фактором были решения Наполеона Бонапарта, главнокомандующего Великой армией, по совместительству — императора французов.  И в этом качестве он принимал решения единолично, посылая мнения своих маршалов в нужном географическом направлении. Михаил Илларионович был не только подотчётен императору Всероссийскому, но и вынужден был согласовывать свои действия с многочисленными ≪особо доверенными≫ лицами государя в действующей армии.

Своим слабым левым флангом, поставленным под удар концентрированной группировке противника, Кутузов смог предотвратить любые иные действия Наполеона, кроме лобовой атаки. Представим на минуту, что наш полководец усилил левый фланг, выставив массу пехоты, конницы и артиллерии на пятачке вокруг Багратионовых флешей. Ранним утром такой порядок русской армии был бы очевиден Наполеону. Какой бы последовал ответ противника? Можно только гадать, но точно — сильный и сокрушительный. Например, глубокий обход русской позиции.

Нужен был предсказуемый ход Наполеона: лобовая атака. Для этого были выбраны три запасные позиции, создавалась большая батарея у Псарёва. До последнего момента резервы держались свежими и недоступными для огня гран-батареи французов на безопасном правом фланге.

Кутузов поманил Наполеона слабым левым флангом. И это была лассическая ловушка, в которую тот попался. Много после, уже на острове Святой Елены, со своими доверенными, в воспоминаниях Бонапарт говорил о ≪скифской хитрости≫, имея в виду заманивание Великой армии в бескрайние просторы России. Но не признавал главной хитрости гениального Кутузова. А именно она оказалась решающей во всей кампании.

ПОЧЕМУ НЕ ВСПОМИНАЮТ
Новые факты собираются если не по крупицам, то по горсточке. Об убойной работе нашей артиллерии по колоннам и эскадронам французов нам приходится читать в основном у французов же. Причины просты: кастовость, романтизм и рыцарский дух наших офицеров, непосредственных участников сражения.

Кастовость. Ну каким образом могли признать офицеры гвардейских полков, выстроивших непробиваемые каре перед палашами французских кирасир, что они всего лишь не допустили эффективную атаку вражеской конницы на наши батареи. Ведь артиллеристы были не только самыми умными, но и самыми бедными в тогдашней армии. А ещё — самыми незнатными.

Романтизм. Настоящим боем, о котором положено вспоминать, была схватка лицом к лицу, колонна на колонну, эскадрон на эскадрон. А убийство на расстоянии с безопасного лично для себя местоположения, не видя зрачков противника, считалось низким делом, ремеслом, недостойным настоящего воина. Недаром, подстраиваясь под эту романтическую волну, Наполеон назвал битву у Бородино ≪самым грязным сражением≫ из своих 60 опытов.

Рыцарство. В начале XIX века сдающегося противника брали в плен. Это у нас так и называлось на русско-французском жаргоне: запросить пардону. У артиллеристов пардону не запросишь. Будь ты сбитый с коня, раненый или на коленях перевязываешь рану товарищу — картечь и ядра беспощадны и неизбирательны.

Однако оставим современников с их возвышенными представлениями. Обратимся к XX веку, периоду марксистско-ленинского отрицания большинства выводов царских историков о войне 1812 года. Налицо не только полная преемственность, но и гипертрофированное обоснование нашей победы одним лишь героизмом и мужеством солдат и командиров.

Место полководцу Кутузову уделено лишь постольку-поскольку он своим видом и словом вдохновлял на подвиги русских воинов, не более.

В советский период историки, похоже, взяли за руководство тональность Льва Николаевича Толстого: всё решают народные массы, Кутузов был настолько мудр, что не мешал этому бессознательному потоку.

Михаил Иванович Драгомиров с чисто военной точки зрения разоблачал построения Льва Николаевича по мере выхода в печать отдельных глав ≪Войны и мира≫. И как мог заступался за Кутузова. Но слишком уж мощный пиар был создан великим писателем и продолжен Ульяновым-Лениным в формуле ≪зеркало русской революции≫.

ИТОГО
Планы и действия Кутузова на Бородинском поле, помноженные на массовый героизм наших воинов, позволили выиграть войну, не проиграв сражения. Фельдмаршал прошёл по лезвию бритвы: смог обмануть Наполеона, при этом не дал расстроить своих планов приближенцам Александра I, дабы сохранить армию и артиллерию.

Ему некогда было заниматься самооправданием и увековечиванием собственных свершений. Если бы его реальный план, который он ≪не доверял и своей подушке≫, был записан, с пометкой ≪вскрыть после моей смерти≫, то ход баталии при Бородино мог быть положен в основу учебной программы Николаевской академии Генштаба Российской империи. А впоследствии — академии Генштаба СССР. Наши офицеры и генералы XIX и XX столетий выучивали бы наизусть заветы Кутузова по планируемому отступлению в целях последующей победы. Отступать тяжело, и этому нужно учиться заранее. Здесь мало подходит метод проб и ошибок, о чём подробно изложено в воспоминаниях Рокоссовского, Конева и Баграмяна за 1941—1942 годы.

По сведениям автора, четверть века назад, в середине 1990-х годов, стратегические операции на отступление не входили в программу Академии Генштаба РФ. Нынешняя программа обучения высшего командного состава относится к предмету государственной тайны. Автор выражает скромную надежду, что стратегия планового отступления сегодня включена в курс подготовки наших полководцев. Ради памяти Михаила Илларионовича Кутузова.