Миф сепаратистский: националисты
В качестве аргументов за то, что ключевую роль в развале СССР сыграли местечковые националисты, приводят яростные призывы к независимости со стороны народных фронтов прибалтийских республик. А также пламенного сепаратиста Гамсахурдия, армянских дашнаков и украинских руховцев.
Действительно, заявления этих группировок были радикальными, ультиматумы выставлялись Москве решительные, мобилизация по национальному признаку велась революционными темпами.
Черту этим страхам подвёл было референдум по сохранению Союза. Хотя само голосование оказалось частично сорвано и в Прибалтике, и в части Закавказья, но по результатам ядро Союза должно было сохраниться. Минимум для дееспособного выживания союза: Россия, Украина, Белоруссия, Казахстан. Агитация украинского Руха разбилась в прах: 71 % голосов за сохранение Союза позволял принимать любые меры для обуздания местных сепаратистов.
Если на базе референдума получилось бы выстроить рациональную стратегию по реальному сохранению Союза, то всё можно было решить на уровне двухходовки. Ход первый — перевод власти от Горбачёва к Ельцину, главе России. Ход второй — подписание договора о едином государстве между странами — ядром СССР.
Но когда по факту Горбачёв утратил реальную власть после августовского путча ГКЧП, Ельцин отказался взять на себя рычаги управления в целях сохранения Союза. При всём властолюбии Бориса Николаевича он пнул имперскую корону СССР, удовлетворившись царской «всея Руси».
Мне доводилось не один раз задавать вопросы прямым участникам тех событий из противоположных лагерей: горбачёвского, ельцинского и державного. Ответы, почему Ельцин не предпринимал усилий, чтобы стать главой реформированного СССР, совпадают удивительным образом. Общий смысл: «ему запретили, хотя он очень хотел».
А манёвры команды Горбачёва по переговорам в Ново-Огарёво за осенние месяцы 1991 года так и остались упражнениями обречённого и бесплодного юридического творчества. Гора исписанной бумаги ничего не стоила без ключевой воли и роли России. Этой воли проявлено не было.
Не националисты развалили Союз, а полностью провальная политика центра при зарождении сепаратизма с начала 1987 года, затем последовавшая «решительная капитуляция». И, конечно, очень короткий поводок на шее властолюбивого Ельцина.
Фундаментальные причины краха
Ресурс для сохранения Союза оставался до последнего момента. И силовой ресурс, и настроение большинства населения ключевых республик, и экономическая взаимозависимость имелись. Замена недееспособных лидеров в таких у словиях — вопрос технического характера.
Никакое влияние западных спецслужб не могло стать решающим фактором, если бы не фундаментальная слабость по двум параметрам: идеологическая работа и экономическая стратегия. Перед нами пример Китая. Искусно маневрируя с коммунистическими установками, Пекин вырабатывает и реализовывает стратегию экономического прорыва.
Как ему это удаётся? Ответ легко прочитывается в официальных документах Компартии Китая. Идеология преемственна формально от Мао, но основа — в патриотизме и единстве государства. Экономическая стратегия на каждом этапе своя, конкретная, решающая текущие задачи, типа борьбы с бедностью, и нацеленная на десятилетние перспективы,— получить статус мастерской мира и замыкать на себе мировую добавленную стоимость.
Что было у нас накануне распада в сфере идеологии? Десятилетия сусловского догматизма, начётничества, пустоты. Даже память о Великой Отечественной низвели до уровня казённых ритуалов. Стёршиеся лозунги, набор цитат из Ленина по любому поводу как часть шаманской практики. Мероприятия для галочки в комсомоле. Публичная зачитка литературных трудов Брежнева на партсобраниях.
Идеология «за власть» приобрела характер немодной, отталкивающей, мертвящей. Идеология «против власти» — привлекательной, манящей, обещающей. Провластные идеологи рекомендовали цензуру и запреты. Результат — провальный.
В экономической стратегии отсутствовала именно стратегия. Финансирование отраслей и объектов — крайне размыто, недаром из съезда в съезд Брежнев горевал по поводу долгостроя по всем отраслям народного хозяйства. Стимулов для перевода изобретений в технологии, а технологий в массовое производство нет.
Горбачёв начал вообще с идеи «ускорения». Это значит, ВВП должен прирастать быстрее, чем при застое. А мировая практика всегда за осмысленный выбор: сначала импортозамещение, затем агрессивный экспорт или наоборот. Доходы от экспорта сырья для СССР могли быть надёжным источником финансирования для постепенного снижения зависимости от импорта, прежде всего зерна и престижных потребительских товаров. Либо, в редких случаях, для малых стран на торговых перекрёстках мира: всё на благо торговли и банковских сервисов. Сингапур и Эмираты, к примеру. Либо, в ещё более редких случаях, всё ради технологического рывка и создания эксклюзивной компетенции для мирового рынка. К примеру, тайваньские микрочипы, от которых вдруг отрезали нас и скоро отрежут Китай.
Когда «ускорение» закономерно провалилось, пришла пора реформ в области самоуправления предприятиями и легализации кооперативов. Однако эти послабления сопровождались катастрофической утратой финансовых рычагов. Уже в 1987 году фактически начали сниматься барьеры между наличным и безналичным денежным обращением.
В нашей тогдашней системе это приводило к ряду необратимых последствий:
• резко и постоянно увеличивалась денежная масса у населения, абсолютно не обеспеченная товарами;
• предприятия потеряли интерес в долгосрочных инвестициях;
• разрывались денежные потоки в экономике, пошла волна бартера;
• возникли сплочённые группы граждан, у которых появилось непропорционально много дензнаков, и граждане эти были заинтересованы в конвертации своих денег во власть;
• большинство населения исчерпало мотивацию к производительному труду.
У националистов по окраинам с момента утраты границ между налом и безналом возник мощный стимул к сепаратизму, очень понятному для основной националистической массы населения: защита потребительского рынка. Денежные суррогаты были подготовлены и введены в рекордные сроки на фоне токсичного и неуправляемого рубля. А когда союзная идеология доказала собственную неработоспособность, на смену ей мгновенно пришла идеология воинствующего национализма.