ОТ КРЕМЛЯ ДО БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЫ

Дата: 
20 января 2021
Журнал №: 
Рубрика: 

Тот, кто смолоду выбрал военную стезю, хорошо понимает — это не просто профессия, это призвание, смысл жизни. О человеке-легенде, последнем оставшемся в живых защитнике Бородинского поля в 1941 году, ветеране Пятой армии генерал-майоре в отставке Василии Коровкине — наш материал.

Текст Александр Бураков
Фото из личного архива Василия Коровкина и архива Фотохроники ТАСС

 

Московская зона обороны
«В 1930‑х годах о грядущей войне никто не думал, — вспоминает Василий Кузьмич, — поскольку ещё живы были воспоминания о Первой мировой и Гражданской войнах, в которых участвовал мой отец, дядя, да и вообще практически всё взрослое население Верхней Енталы. Шла коллективизация, думали о том, как поднять сельское хозяйство, восстановить  разрушенное этими войнами».

В предвоенные годы для мальчишек страны Советов примером для подражания были герои Гражданской войны: Василий Чапаев, Николай Щорс, Григорий Котовский, те, кто лихо вёл за собой в головокружительные атаки кавалерийские эскадроны. Но всё больше и чаще ребятня мысленно представляла себя за штурвалами краснозвёздных крылатых машин или в составе экипажей быстроходных танков.

Для Василия Коровкина Красная армия, её солдаты и офицеры, готовые по первому приказу выступить в поход и способные дать отпор любому агрессору, олицетворяли мощь Советского государства. Он и сам не раз видел себя впереди идущих в атаку. Паренёк из Верхней Енталы, будущий красный командир, мог ли он представить, что юношеские мечты вскоре воплотятся в суровую реальность, а путь его окажется длинным и тернистым.

Шёл 1940 год. Последний год мирной жизни советского народа. В сентябре 18‑летний Василий Коровкин был призван в Красную армию и зачислен курсантом Куйбышевского военно-политического училища. Начало учёбы совпало с реорганизацией РККА, в результате которой фактически был заменён основной руководящий состав высшего и верхнего звеньев вооружённых сил. Немало командиров и политработников в период 1936—1939 годов подверглось репрессиям и было уничтожено.

Военное училище находилось в Куйбышеве (ныне Самара) рядом с железнодорожной станцией. Учебные поля и стрельбище располагались вдоль железной дороги в одном-двух километрах от казармы. С апреля 1941 года и до начала войны курсанты наблюдали, как на запад страны днём и ночью шли воинские эшело-ны с личным составом и боевой техникой. На вопрос: куда и зачем идёт переброска, руководство училища не могло дать вразумительного ответа. Никакие манёвры и учения Народным комиссариатом обороны
не планировались и не проводились. С начала апреля курсантов стали привлекать к охране особо важных городских объектов: штаба Приволжского военного округа, железнодорожных мостов, складов и т. п.

«Однажды, будучи на посту у главного входа в штаб Приволжского военного округа, — вспоминает Василий Кузьмич, — я увидел, как из штаба вышли два полковых комиссара, остановились и завели между собой разговор, из которого я понял, что они были на каком-то важном совещании в штабе. Я услышал фразу: «Наверное, скоро начнётся война». Только тогда понял — куда и зачем переправляются войска».

Наступило 22 июня 1941 года. После завтрака старшина роты, в которой числился курсант Коровкин, предложил личному составу провести выходной в городе. Василий и его друг Александр Беляев первыми переоделись, взяли в каптёрке жетоны (в те времена у курсантов ещё не было увольнительных) и покинули территорию училища. В городе встретили знакомых девушек, которые пригласили к себе домой попить чай. Но чаепитие закончилось, так и не начавшись: брат хозяйки принёс весть, что на нашу страну без объявления войны
напала фашистская Германия, вражеская авиация бомбит города, а войска ведут боевые действия.

Понимая серьёзность ситуации, друзья поспешили в казарму. Училище перешло на военное положение. Курсантов экипировали в полевую форму, им выдали боевое оружие с боевыми патронами, охрана военного городка и казарм была усилена. Увеличение числа занятий по тактике и огневому делу, бесконечные «тревоги» и марш-броски с полной выкладкой требовали максимальной физической и моральной отдачи. Шла подготовка к досрочному выпуску. В июле 1941 года училище передислоцировалось из Куйбышева в город
Елабуга Татарской АССР.

13 сентября 58 курсантов, отличников боевой и политической подготовки, вызвали в штаб. «В числе новоизбранных выпускников оказался и я, — вспоминает Василий Кузьмич. — Начальник училища полковой комиссар Поверенных объявил о нашем досрочном выпуске и направлении во вновь формируемые части Приволжского военного округа. Он выразил уверенность в том, что мы, воспитанники училища, оправдаем доверие и с честью будем служить Родине. Выписку из приказа Народного комиссариата обороны о присвоении звания младший политрук (соответствовало званию младший лейтенант — А. Б.) я получил в полку уже в марте 1942 года».

Василию Коровкину и трём его сослуживцам было приказано прибыть на железнодорожную станцию Барыш Ульяновской области, где формировалась 344‑я стрелковая дивизия. В Барыше находился штаб дивизии и 913‑й артиллерийский полк, в Кузоватове — 1152‑й стрелковый полк, в Базарном Сызгане — 1154‑й стрелковый полк, в который 20 сентября 1941 года на должность ответственного секретаря комсомольского бюро полка Василий и получил назначение. В самые короткие сроки полк был доукомплектован личным составом, техникой и вооружением. В районе города Чебоксары 344‑я стрелковая дивизия провела ряд боевых учений по взаимодействию подразделений дивизии в оборонительных и наступательных боях.

Каждый день страна с тревогой вслушивалась в сводки Совинформбюро: стремительное наступление немецко-фашистских войск, тяжёлые оборонительные бои, которые вела Красная армия на направлении главных ударов противника. Но, пожалуй, больнее всего отзывались в сердце Василия Коровкина названия тех или иных  населённых пунктов, городов, железнодорожных узлов, которые оставляли под натиском врага наши войска.

В конце сентября 344‑я стрелковая дивизия была включена в Московскую зону обороны. Это означало лишь одно — в любой момент мог поступить приказ о направлении на особо опасный участок Западного фронта.

В своих мемуарах член Военных советов Московского военного округа и Московской зоны обороны генерал-лейтенант Константин Телегин отметил: «…особенно радостным были сообщения о подходе и начале выгрузки на многих подмосковных станциях главных резервов Ставки, прибывающих из глубины страны».

На Московском стратегическом направлении фашистское командование приступило к осуществлению плана наступления под кодовым названием «Тайфун». Разумеется, план операции держался в строгом секрете. Ранним утром 2 октября с командного пункта командующего группой армии «Центр» фельдмаршала фон Бока в войска 3‑й и 4‑й танковых групп, 4‑й и 9‑й общевойсковых армий, люфтваффе был передан пароль, состоявший всего из трёх слов: «Гинденбург. Форверст! Форверст!». В военной историографии существует мнение, что лично сам Гитлер утвердил в качестве пароля эти слова, выказав уважение к немецкому полководцу фельдмаршалу Гинденбургу. Имея численный перевес в живой силе и технике, немецко-фашистские войска нанесли два мощных удара по Брянскому, Западному и Резервному фронтам. Результат — окружение нескольких советских армий. 800‑километровый фронт рухнул. Путь на Москву был открыт…

Поздно вечером 5 октября Государственный комитет обороны принял специальное решение о защите Москвы. Главным рубежом обороны выбрали Можайскую линию. Туда направлялись все силы и средства.

«Где-то в начале октября 1941 года я находился на командном пункте дивизии (344‑й стрелковой дивизии — А.Б.) в Кузьминках, — вспоминает Василий Кузьмич. — В это время туда совершенно неожиданно прибыл член Военного совета Московской зоны обороны дивизионный комиссар Телегин. Он отобрал пять офицеров для военно-политического училища на должности командиров взводов. В их числе и меня».

Младших офицеров привезли в Военно-политическое училище им. В. И. Ленина. В срочном порядке был сформирован батальон курсантов, над которыми они приняли командование. Никаких напутственных речей. Предстояло боевое крещение на овеянном славой 1812 года Бородинском поле.

В первой оперативной сводке МВО за 6 октября, направленной в Генштаб, сообщалось, что первыми в Можайск прибыли 450 курсантов Военно-политического училища и 52 слушателя Военно-политической академии имени В. И. Ленина. Курсанты заняли оборону на главном стратегическом направлении вдоль Минского шоссе, южнее полутора километров Бородинского поля. Училище имело одну миномётную роту и 45‑мм батарею. Из стрелкового оружия — винтовки-трёхлинейки. Со слов Василия Кузьмича, укрепрайон на Бородинском поле был оборудован на 50 %. Большинство дотов, дзотов и пулемётных гнёзд были не оснащены необходимым вооружением и не укомплектованы личным составом. Курсанты рыли траншеи, устанавливали заградительные укрепления, каждый раз при этом вслушиваясь в звенящую тишину и всматриваясь в бесконечную ленту шоссе.

«Теперь уже не помню 7 или 8 октября мы увидели, как на шоссе появилась колонна немецких танков. Танки двигались с открытыми люками, на броне красовались флаги с паучьими свастиками, звучала музыка. Немцы были уверены, что до самой Москвы им никто не окажет серьёзного сопротивления. Ещё пара часов, и они в Москве! Беспредельная наглость и безнаказанность разозлила нас до крайности. А у нас как на зло ни одного противотанкового оружия, только гранаты. И вдруг мы увидели, как с Бородинского поля артиллеристы подбили головной и замыкающий танки, и немецкая танковая колонна встала. Фрицы заорали что-то на своём языке. Мёртвые падали с брони на землю, раненные корчились от наших пуль и осколков, живые в панике стали метаться среди своих танков и машин. В одночасье шоссе заволокло чёрным дымом».

Далее события разворачивались с неимоверной быстротой. Менее чем через час фашисты опомнились, и на позиции курсантов обрушился огненный смерч. Откуда-то появилась немецкая авиация, открыла огонь немецкая артиллерия. Бомбовый удар был настолько плотным и губительным, что головы не поднять, не то что вести прицельный огонь. У Василия Коровкина после бомбёжки из 40 человек взвода осталось 18 бойцов. Курсанты вместе с подошедшим 17‑м стрелковым полком 32‑й стрелковой дивизии отбили несколько атак вражеской пехоты и танков. Молниеносное продвижение немецких войск на данном участке фронта было сорвано. По шоссе к головной колонне подходило подкрепление. Никто не знал, что предпримут фашисты, чтобы расчистить себе путь на Москву. Опасаясь новых потерь и окружения, наши подразделения отошли на вторую линию обороны.

«На пятый день оборонительных боёв на Бородинском поле, — вспоминает Василий Кузьмич, — я получил контузию, потерял зрение и слух. Меня отправили в госпиталь в Москву, который тогда размещался в Тимирязевской академии. Это было моё первое боевое крещение».

Ещё не оправившись от контузии, Василий Коровкин принял решение вернуться в полк. Ночью, без всякого на то разрешения, он покинул госпиталь и отправился в Люберцы, где дислоцировался 1154‑й стрелковый полк. Его возвращения ждали. Командование 344‑й стрелковой дивизии возлагало большие надежды на своих командиров, политруков, которых к началу войны в Красной армии не хватало. Новоиспечённым выпускникам военных училищ пришлось принимать командование над батальонами и буквально «с колёс» вступать в бой с врагом, во много раз превосходящим в живой силе и вооружении.

344‑я стрелковая дивизия прибыла на фронт 2 декабря 1941 года и в составе 50‑й армии Западного фронта приняла участие в Московской наступательной операции, в боях по освобождению городов Калуга и Юхнов. На этом стратегическом направлении противник имел сильную группировку войск, в которую включены были, в том числе пехотные дивизии, переброшенные из Франции.

По данным разведки, к 22 января 1942 года перед фронтом 50‑й армии действовало до 12 пехотных полков из состава 31, 131, 137, 213, 52‑й пехотных и 19‑й танковой дивизий вермахта.

Вряд ли убелённый сединами генерал сможет забыть февраль сорок второго, кровопролитные бои на Варшавском шоссе, когда командование 50‑й армии для выполнения боевой задачи направило на Варшавское шоссе 344‑ю стрелковую дивизию. Лишь одному стрелковому полку из всей дивизии, 1154‑му, удастся выйти на 248‑й километр шоссе. По нему юхновская группировка немецких войск снабжалась всем необходимым. Со слов командира 4‑й полевой армии вермахта генерал-полковника Готтарда Хейнрица, шоссе являлось кровеносной артерией немецкой армии.

«Перерезать шоссе. Держать этот участок фронта ровно сутки. Ни шагу назад! Умереть и не пропустить к Юхнову, последнему советскому городу в Московской наступательной операции, ни одного танка, ни одного бронетранспортёра, ни одного вражеского солдата!» — таков был приказ командования 50‑й армии Западного фронта. Солдаты и командиры 1154‑го стрелкового полка ценой своих жизней выполнили его, наглухо «запечатав» Варшавское шоссе на трое суток вместо положенных одних. Немецкие части смогли продолжить движение по «Варшавке» на участке между деревнями Адамовка и Людково только после гибели полка, на четвёртые сутки. Для Красной армии сложились благоприятные условия для освобождения Юхнова (освобождён 4 марта 1942 года — А. Б.).

Дополнительный материал: 

После тех боёв на Варшавском шоссе из всего полка в живых осталось 54 человека личного состава. Понёс потери и его командный состав. «За трое суток кровопролитных боёв, — вспоминает Василий Коровкин, — ранения получили друг за другом три командира полка: Минин, Андрей Аввакумович Каплун и Георгий Осипович Кузнецов. Были убиты командир дивизии полковник Михаил Пудофеевич Глушков и начальник политотдела дивизии старший батальонный комиссар Михаил Иванович Бородулин. Погиб старший политрук, комиссар первого батальона Александр Михайлович Березин. Мне было приказано занять эту должность. Так, в 20 лет, я стал военным комиссаром 1‑го батальона 1154‑го стрелкового полка».

За эту операцию и другие январские и февральские бои 1942 года первый орден Боевого Красного Знамени получил комсорг полка Василий Коровкин. В его наградном значилось: «Тов. Коровкин, работая секретарём комсомольского бюро полка, он не только сумел сплотить комсомольский актив и подготовить каждого комсомольца к самоотверженной борьбе с германским фашизмом, но и сам лично непосредственно в бою показывает образцы мужества и отвагу, идя всегда впереди, увлекая своим примером всех воинов и командиров. Находясь в составе второй роты, которая 13 февраля 1942 года производила наступление на деревню Чибири, тов. Коровкин возглавил группу 15 смельчаков, которая ворвалась в траншеи противника и забросала их гранатами, сам тов. Коровкин при этом гранатами уничтожил более 10 солдат, получил контузию, не ушёл с поля боя, до конца выполнил боевой приказ. За проявленную смелость и отвагу тов. Коровкин достоин правительственной награды».

От Западного фронта до Белорусского
В августе 1942 года Василий Коровкин был направлен на курсы переподготовки старшего политсостава Западного фронта, которые располагались в глубоком тылу (в Рязанской области, г. Спасск-Рязанский). Потом он не раз признавался, что ближе и роднее ему был фронтовой блиндаж в три наката, чем пыльные коридоры и классы учебных заведений, в которых он повышал боевую квалификацию. По окончании курсов в марте 1943 года его направили в резерв политуправления Западного фронта.

К тому времени (12 марта 1943 года) в ходе Ржевско-Вяземской операции был освобождён город Вязьма. Василий Коровкин, как представитель от политотдела 5‑й армии, освобождавшей Вязьму, находился при Чрезвычайной государственной комиссии (ЧГК) по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков на территории Советского Союза (образована Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 ноября 1942 года— А. Б.).

Члены комиссии передвигались по городу нередко в сопровождении сапёров: обширная территория была заминирована. Фиксировали всё, что могло представлять интерес для ЧГК и в дальнейшем явиться неопровержимым доказательством преступлений фашистской Германии против советского народа.

Со слов Василия Коровкина, Вязьма, пережившая 17‑месячную оккупацию, была разрушена почти «до основания» и представляла собой «каменный прах». Из 5,5 тысяч зданий целыми остались 54. Фашисты сожгли 6 больниц, 12 школ, электростанцию, костёл, женскую гимназию, Фроловскую и другие церкви, заводы и фабрики, два моста через реку Вязьму, вырубили два городских парка. Участники освобождения Вязьмы свидетельствовали: «Фашисты успели разрушить всё, что можно было уничтожить, предали огню всё, что можно было сжечь, спилили телеграфные столбы, прострелили на нефтебазе все до единого баки, цистерны и бочки, искорёжили все стрелки на железнодорожных путях, подорвали рельсы на стыках, обрушили семафоры». Из более 35 тысяч жителей, проживавших здесь до войны, погибло около 30 тысяч, около 5 тысяч, включая военнопленных, были насильственно угнаны в Германию. Население города насчитывало не более 2 тысяч человек.

Собранные ЧГК материалы позволили в 1943‑м, а потом и в 1945—1956 годах во многих освобождённых от фашистских захватчиков городах Советского Союза провести судебные процессы над военными преступниками.

Успешно справившись с поручением, капитан Коровкин вернулся к исполнению прежних обязанностей. И сразу получил задание от помощника начальника политуправления Западного фронта подполковника Ивана Панова: в 33‑й, 49‑й, 50‑й армиях собрать и обобщить материалы о боевых действиях комсомольцев в боях за Родину. Комсомольский работник в прошлом, ныне военный комиссар, орденоносец, он на «отлично»справился с поставленной задачей, после чего последовал ряд переводов и назначений его на руководящие должности: старший инструктор политотдела 5‑й, 68‑й, затем 31‑й армий — равнозначные должности старшего инструктора политотдела армий по воспитательно-комсомольской работе.

Зимой 1943—1944 годов комсомольские отделения политотделов 5‑й и 31‑й армий вели напряжённую работу по подготовке комсомольцев к предстоящим боям. Василию Коровкину всё чаще приходилось бывать в полках и батальонах, встречаться с комсомольскими активами. В беседах с бойцами и командирами он рассказывал о ратных делах как на фронте, так и в тылу, где также ковалась победа над врагом, о подвигах героев-комсомольцев.

В армии шла усиленная подготовка к летнему наступлению по освобождению Белоруссии. В мае 1944 года Западный фронт был разделён на три Белорусских. 31‑я армия вошла в 3‑й Белорусский фронт, которым командовал генерал-полковник И. Д. Черняховский.

23 июня 1944 года в 6:30 с залпов «катюш» началась операция «Багратион» по освобождению Белоруссии. Капитан Коровкин в то время находился в 220‑й стрелковой дивизии. Она занимала оборону на левом берегу Днепра. Ей предстояло форсировать Днепр, овладеть городом Дубровно, выйти на Минское шоссе и освободить город Орша.  Войска 3‑го Белорусского фронта перешли в наступление, нанося одновременно два мощных удара: один — в направлении на Богушевск, другой — на Оршу.

Последний был важнейшим узлом обороны противника, прикрывавшим пути от «Смоленских ворот» на Минск. В стремительном темпе войска прорвали главную, сильно укреплённую оборону немецких войск и успешно продвинулись вперёд.

24 июня в прорыв пошёл танковый десант, перед которым стояла задача атаковать оборону противника во фланг и тыл, овладеть деревней Шалашино и перерезать шоссе Минск — Москва. О том, что произошло на этом участке фронта в последующие дни после прорыва танковым десантом позиций гитлеровцев, Василий Кузьмич рассказывает с содроганием в сердце. «В ходе наступления в июньские дни мы получили информацию об издевательстве и зверском убийстве рядового Юрия Смирнова, который служил в 26‑й гвардейской дивизии 11‑й гвардейской армии, которая была нашим соседом справа. Получив ранение во время прорыва танкового десанта через позиции гитлеровцев, Юрий Смирнов был ранен, схвачен фашистами и подвергнут страшным истязаниям. Его тело, исколотое штыками и распятое на стене блиндажа, нашли наши наступающие части. Рядом лежал немецкий протокол допроса, комсомольский билет и солдатская книжка гвардейца. Документы, попавшие в наши руки, свидетельствовали, что Смирнов, несмотря на пытки, не выдал военной тайны, не ответил ни на один вопрос о составе и состоянии наших наступающих войск. Комсомолец Юрий Смирнов погиб как герой».

Весть о страшной казни советского солдата мгновенно облетела не только передовые, наступающие части наших войск, о Юрии Смирнове узнала вся страна. В подразделениях и частях Красной армии прошли комсомольские собрания, на которых бойцы поклялись отомстить врагу за мученическую смерть комсомольца. Вот, что писала фронтовая газета «Сталинское знамя»: «Подвиг Юрия Смирнова, его беспримерная стойкость нашли горячий отклик в сердцах наших воинов. „Будем такими героями, как Юрий Смирнов!“ — с таким кличем шли и идут они в бой на врага… Мы идём по следам немцев. Пушки бьют по логову врага. И когда немцы будут ползать у наших ног, вымаливая прощение, мы напомним им о кресте и мученической смерти ЮрияСмирнова. Смерть фашистским оккупантам!»

«Война,— считает Василий Кузьмич, — это, прежде всего, человеческое горе, запах смерти и пепелища от разрушенных городов и деревень, лютая ненависть к врагу и желание беспощадно уничтожать его, где бы он ни был». После боёв за Оршу он стал очевидцем такого случая: на его пути оказалась небольшая группа наших солдат во главе со старшим лейтенантом. Они поймали трёх «власовцев» и тут же, без суда и следствия, вынесли приговор одному из них. Капитан Коровкин не стал вмешиваться в ход событий, но поинтересовался, за что офицер хочет лишить жизни военнопленного? Как выяснилось, старший лейтенант в одном из трёх пленных узнал односельчанина по Белгородской области, который служил полицаем и издевался над местными жителями во время оккупации.

«Я расстреляю его как изменника Родины, предателя, и никто меня не остановит, потому что такому подлецу нет места на земле». С этими словами старший лейтенант привёл приговор в исполнение в кювете одной из просёлочных дорог, вдребезги разбитой от последнего артналёта.

После взятия Орши по приказу командующего 31‑й армией генерал-полковника В. В. Глаголева генерал-майорВ. А. Полевик, командир 220‑й стрелковой дивизии, сформировал передовой отряд из лучших бойцов подразделений дивизии, большинство которых были комсомольцами. Отряду поставили задачу: не ввязываясь в затяжные бои, вместе со 2‑м гвардейским танковым корпусом сбивать заслоны противника, форсировать реку Березина и с другими частями армииворваться в Минск.

Командиром передового отряда назначили подполковника Родионова. 30 июня 1944 года передовой отряд подошёл к реке Березина и к исходу 1 июля, форсировав водную преграду, двинулся к Минску.

Белорусская операция «Багратион» имела особое значение в ходе войны. В результате ударов по немецко-фашистским войскам в 1941—1943 годах образовался так называемый «Белорусский выступ», повёрнутый в расположение наших войск. Немцы считали, что Белоруссия прикрывает Восточную Пруссию, и командование вермахта надеялось использовать «выступ» как кратчайший путь для повторного наступления на Москву. По указанию Гитлера оборонительные рубежи в Белоруссии фашисты защищали как рубежи самой Германии. Здесь была сосредоточена крупная группировка немецких войск, создана глубоко эшелонированная оборона с системой траншей и опорных пунктов «Восточный вал». Города Витебск, Минск, Бобруйск и другие были объявлены крепостями, со всеми вытекающими последствиями. Но ничто не могло остановить стремительное продвижение Красной армии по многострадальнойбелорусской земле. Как представитель политотдела армии капитан Коровкин всё время находился в передовом отряде и вместе с личным составом принимал участие в боях. 3 июля 1944 года Минск был освобождён.

В результате летних боёв 1944 года войска 3‑го Белорусского фронта вплотную подошли, а в некоторых местах и вошли на территорию Восточной Пруссии. «Нам предстояли очень сложные и тяжёлые бои на самой территории Восточной Пруссии, уже немецкой земли. Вся Восточная Пруссия представляла собой сплошной укреплённый район, состоящий из множества траншей, дотов, проволочных заграждений, бронированных колодцев, волчьих ям и других инженерных заграждений».

Особенно сильную оборону имели города Инстербург, Кёнигсберг и прилегающие к ним районы. Кёнигсберг был подготовлен к длительной обороне в условиях полной изоляции. В городе имелись подземные заводы, арсенал оружия, продовольственные склады и т. д. Система обороны состояла из трёх линий. Первая линия проходила в 6—8 километрах от центра города и включала от 2 до 7 линий траншей с ходами сообщений, противотанковых заграждений, а также 15 старых фортов и других оборонительных сооружений. Вторая линия была оборудована на окраине города и состояла из приспособленных к обороне каменных зданий, баррикад, дотов и минированных участков. Третья линия шла по старой черте города и опиралась на 9 фортов старой постройки. Кёнигсберг обороняли 4 пехотные дивизии и несколько полков фольксштурма (отрядов народного ополчения Третьего рейха). В их составе насчитывалось до 130 тысяч человек, до 4 тысяч орудий и миномётов, 198 танков. Сильная оборона, включавшая танковую и 3 пехотные дивизии, готовые в любой момент поддержать гарнизон, была организована на Земландском полуострове. Приказ отстоять город во что бы то ни стало получил генерал Отто фон Ляш, командующий обороной крепости. Гитлер возлагал на него большие надежды.

В конце марта — начале апреля 1945 года наши войска начали серьёзную подготовку к штурму Кёнигсберга. Город издавна был центром милитаристских традиций немецкого народа. Ещё в Средние века здесь находилась резиденция великого магистра Тевтонского ордена.  Взятие немецкой цитадели Красной армией имело важные стратегические выгоды, наносило серьёзный политический и моральный удар по престижу высшей власти Третьего рейха. Но если на фронте противника,который оказывал вооружённое сопротивление и не сдавался, уничтожали, то как следовало поступить с мирным населением воюющих против Советского Союза стран, как вести себя победителям на вражеской территории? Непростые вопросы. Попробуй объясни всё это солдату, у которого фашисты заживо сожгли его семью, а стервятники Геринга стёрли с лица земли его любимый город, в котором он родился и вырос: после всего увиденного и пережитого трудно сдерживать чувства и эмоции, тем более на чужой территории.

В течение войны нас призывали отомстить врагу за поруганную честь и свободу советского народа, за уничтожение городов и сёл, грабёж и насилие. 24 июля 1942 года газета «Красная Звезда» опубликовала статью Ильи Эренбурга: «Убей!». Душераздирающий призыв стал неким ответом Эренбурга на отрывки трёх писем, найденных у убитых немцев. Как результат появился лозунг — «Убей немца!». В пропагандистской статье Эренбург обезличил врага, превратил его в универсального злодея, тем самым поставив каждого советского солдата перед выбором: «Если не убьёшь немца, немец убьёт тебя».

«Накануне наступления в нашей 31‑й армии находилась большая группа офицеров и генералов Главпура, и, по-видимому, представителей Генштаба. Думаю, они должны были ответить на этот вопрос или дать какую-то рекомендацию. Однако нам было сказано: войдите сначала в Восточную Пруссию, посмотрите, как поведёт себя солдат, доложите нам об этом, а уж потом мы дадим ответ» (из воспоминаний Василия Коровкина).

Активную разъяснительную работу в подразделениях наступающей Красной армии проводили партийные и комсомольские работники. Реалии тех дней были таковы, что потерявший актуальность призыв «Убей немца!» заменил лозунг «Солдат-освободитель!».

Продолжение в следующем номере.