СЧАСТЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК ОЛЕГ АРТЕМЬЕВ

— Вселенная выше любой политики. Однако, как, по-вашему, Олег Германович, глобализация, о которой так много спорят, — естественный ход развития для мирного космоса? Где мы в этом процессе?
— У освоения космоса изначально — международный, планетарный масштаб, и в то же время вопрос касается каждого из нас. Ведь это очень обманчиво, что космос далеко, а проблемы и перспективы отрасли лишь отдалённо затрагивают интересы рядового человека, в какой бы стране он ни проживал. Великий Циолковский всё давно сказал, надо только уметь слышать. «Планета есть колыбель разума, но нельзя вечно жить в колыбели» — это его высказывание как руководство к действию. К активному действию. Будущее — оно априори начинается сегодня и сейчас. Для всех. И, конечно же, без сотрудничества, без объединения усилий многих и многих государств космос в самом широком гуманитарном понимании человечеству не покорить. В контексте глобализации это начали обсуждать ещё 40—50 лет назад.

— При этом одна из важнейших сторон вопроса — национальные интересы…
— Безусловно. Но есть и другая сторона: космос — это дорого. Приняв от СССР космические программы, Россия была вынуждена многие из них сократить. В свою очередь, США, заинтересовавшись орбитальными станциями и не только по технологическим, но и по экономическим соображениям, сначала участвовали с нами в программе «Мир» — «Шаттл», а с девяностых — в самом крупном и дорогостоящем международном проекте за всю историю человечества — Международной космической станции.

Думаю, не открою ничего нового, сказав, что проекты индустриализации Луны и пилотируемых полётов к другим планетам будут несравнимо дороже.

Плюсы, которые получаем от освоения космоса, хорошо известны. Ведущее место — решение земных глобальных проблем, таких как экология, климат, ресурсосбережение… Сохранить планету, какая она есть,даже не задача, а наш долг перед теми, кто идёт следом.

Оставаясь на лидирующих позициях, сегодня мы пытаемся работать с имеющимся финансированием, оптимизируемся, перестраиваемся, чтобы выйти на максимально возможный КПД и двигаться вперёд.

— Чего ждать в ближайшие 3—5 лет?
— Будем доводить до кондиции новый корабль, достраивать МКС новыми модулями и готовиться к новым дальним полётам. А там что-нибудь ещё подкинет научно-техническая эволюция.

— Как считаете, необходимость международной кооперации, совместных усилий и задачи нацбезопасности всегда будут разнонаправлены? Где «золотое сечение», которое позволит совместно заняться делом во благо будущего?
— «Золотое сечение» — это и есть МКС, Международная космическая станция, где сконцентрированы достижения учёных, конструкторов, инженеров двух десятков стран. Такие проекты нужны как факт. Их присутствие «на орбите» международных отношений оставляет тропинку к диалогу, не позволяя политикам уйти полностью в неразрешимый конфликт.

Взаимоотношения космонавтов — вообще отдельная история. В ней всё земное: понимание, поддержка, общие радости, взаимовыручка, работа на результат…

— Тем не менее в соперничестве великих держав 12 апреля 1961 года мы вышли победителями. Сопоставимы ли 60 лет спустя затраты на космические программы у нас и в США? В процентах, наверное, правильнее.
— Из открытых источников «бюджет госкорпорации Роскосмос» на гражданские программы в 2020 году в открытой части (без учёта оборонного заказа) — 176 млрд рублей. NASA — около $ 22,6 млрд. Таким образом, нетрудно подсчитать, что за прошлый год наш бюджет составлял чуть более 12 % от бюджета NASA. Но это из печати, достоверна ли информация, точно не знаю.

— В фильме «Девчата», помните, Тося Кислицына говорит: «Вот где они у нас сидели, голубчики!» И когда же мы их «выпустили», Олег Германович?
— «Выпустили», когда подумали, что мы самые лучшие, и успокоились. Это как некоторые спортсмены, которые первый раз становятся чемпионами и позволяютдать себе слабину в тренировках. А те, кто проиграл, у них мотивация зашкаливает, тренируются на порядок больше и потом выигрывают. Так и у нас — достигли,опередили, р асслабились, уменьшили финансирование… Потом развал Союза, потом долгое восстановление… Теперь пытаемся оптимизировать то, что осталось, и наверстать.

— У Роскосмоса в отличие от NASA в несильно большомбюджете — ещё и заказ Минобороны. Что является тягловой силой для развития космонавтики — её военная часть или гражданская?
— Мне кажется, сейчас сложно разделить военную и гражданскую космонавтику. Любая гражданская составляющая легко может превратиться в военную, как и военная может быть очень полезна гражданской. Технологии и технические решения близки, если не сказать, одинаковы. Единственно, где космонавтика «расходится», это в области пилотируемых полётов и беспилотников, при создании которых, собственно, и применяются прорывные технологии. Последние не подразумевают человека на борту, а автомат и искусственный интеллект «чувствуют» себя в подобных условиях отлично.

— Заявления о неразмещении первыми оружия в космосе, которые мы имеем и с некосмическими странами, сравнимы с дружественным рукопожатием? С чем-то большим?
— Конечно же, это посыл мира и добра всем государствам. Хотите, назовите рукопожатием, хотите — сигналом в вечность. Тем самым мы ещё и ещё раз подтверждаем свои намерения: первыми мы никогда не сделаем этого шага, потому что помним и понимаем, что такое война, и стараемся изо всех сил, чтоб её никогда не было. Оружие в космосе — опасность для существования планеты и человечества.

— Есть ли системы, которые способны распознавать начинку любого ЛА: с миром он полетел или со злым умыслом? Спутники-инспекторы — это такие супероснащённые Мегрэ?
— Как только появляется система, распознающая начинку ЛА, появляется новая начинка, недоступная этой системе, и начинается работа над новой системой, которая должна распознать новую начинку… Это процесс бесконечный, так совершенствуются системы нападения и обороны. А спутники-инспекторы — своего рода яркие представители двойных технологий, они могут доброе дело сделать, например, отремонтировать объект на орбите. Но и в то же время, при другой постановке задачи — вывести из строя или уничтожить объект.

— Незаметно-незаметно, а космический Китай уже сам с усам. Здесь и лунные «Чанъэ», и «Юйту‑2», и BeiDou, и «Тяньвэнь» к Красной планете, и ОКС «Тяньгун», и первенство в запусках… Как считаете, полезно для договорных отношений, когда число серьёзных партнёров растёт?
— Любые отношения полезны, главное, чтобы с нашейстороны были хорошие знающие специалисты, умеющие не только отвечать на вопросы, но и задавать их, и обладающие опытом и спецификой работы с китайскими партнёрами.

— Недавно мы подписали меморандум с Китаем о создании международной научной лунной станции. Речь идёт об орбитальной станции? Это будет два сегмента?
Определиться с территорией влияния — цель МНЛС?
— С Китаем работаем давно, с периодами спада и подъёма. Когда-то помогли им с нуля создать космическую промышленность, в новом тысячелетии они уже сами законодатели космической моды наравне с нами. Сейчас переживаем очередной этап сближения. Обе страны между собой стремятся к развитию сотрудничества в области космических технологий, космической науки, использования космического пространства. Какой предстанет международная научная лунная станция, выяснится после разработки дорожной карты. Будет ли это орбитальная станция или база-станция на поверхности Луны, или то и другое, покажет время, надо подождать. О чём можно сказать уже сейчас — и у нас, и у Китая будут своя зона ответственности, свой сегмент, как на Международной космической станции.

В 2014 году в свой первый полёт я выходил в открытый космос «оператором № 2» и запускал российско-перуанский наноспутник «Часки‑1». Обязанности «оператора № 1» выполнял тогда Александр Скворцов.

На самом деле мы готовимся и готовы абсолютно одинаково к работе в открытом космосе. Полная взаимозаменяемость — правило, я бы сказал жёстче — требование. При этом кому что достанется, абсолютно неважно, ответственность общая. Мы по-другому и не мыслим, экипаж — единое целое, и это напрямую связано с безопасностью в экстраэкстремальных условиях.

— Бортинженер Артемьев «запуска 2014 года» и командир корабля Артемьев 2018 года сильно отличались друг от друга?
— Это два разных человека (улыбается — ред.), но…только по опыту и возрасту. Во всём остальном — без изменений: мотивация, желание трудиться, романтика и пр. Второй полёт был немного сложнее. И экипаж — не три человека, а два, и работы больше. Но мне это как раз понравилось: загруженность — она стимулирует, заставляет находиться постоянно в тонусе. И время на станции пролетело незаметно, хотя сама экспедициябыла на месяц длиннее.

— В Ваш первый полёт на МКС случилась ложная ЧС. Цитирую Вас же: «Отрубалась аппаратура, полночи все бегали, устраняли неполадки». Надев беруши и ни о чём не подозревая, Вы тихо проспали всю ночь, а по утру услышали от коллег короткое-назидательное: «Мо-ло-дец». Как бы Вы сами среагировали, окажись на месте командира? Кстати, почему никто не разбудил? Потеряли, пожалели?
— Коллеги не дали разбудить. Пожалели, видимо. Понимали, что без меня справятся. Будь я командиром, поступил бы так же — это хороший задел для реальной нештатной ситуации. Как в игре — запасной игрок, который может выйти на поле, когда все устали, и переломить ход матча. Кстати, ситуацию эту «чээсную» ребята прокачали полностью.

— Какие у Вас мечты земные? Съездить с семьёй на Камчатку, выучить японский, организовать для ребят «Космический турнир по футболу»…?
— Человек должен мечтать, тем более, если он любознательный, обожает читать, всю жизнь чему-нибудь учится, стремится овладеть новым, интересным. Прогресс — он ведь из чего складывается? Из потенциалакаждого из нас. Поэтому надо успеть многое. Для будущего, для других поколений. Это в традициях нашего народа, в нашем менталитете.