«Я БЛАГОДАРЮ СУДЬБУ...»

Дата: 
15 ноября 2020
Журнал №: 

О ней когда-нибудь снимут кино. Яркое, захватывающее, вмещающее судьбы, города, эпохи, чувства. И оно непременно будет про любовь: «Людмила Ивановна Плетнёва-Лонго: жизнь на одном  дыхании».

Текст: Татьяна Кожевникова
Фото из архива Л. И. Плетнёвой-Лонго

 

«Она всем помогает…»
Когда мне посчастливилось встретиться с Людмилой Ивановной и её мужем Луиджи Лонго, я и не предполагала, что мы подружимся на всю жизнь. В Италии я работала переводчиком, но очень хотела преподавать русский язык. Зная об этом, один из членов делегации, с которой я работала, сказал: «Я познакомлю вас с Людмилой. Она всем помогает». Именно благодаря Людмиле состоялась моя встреча с заведующим кафедрой славистики Павийского университета профессором Фаусто Мальковати и в итоге — зачисление в состав преподавателей кафедры. Поскольку жила я далеко от Павии, Людмила дала мне ключи от своей квартиры в Милане, где можно было переночевать перед лекциями в университете.

Мамина дочка
Людмила Ивановна — коренная москвичка.В детстве училась в балетной школе при Большом театре: «В год окончания средней школы была вечерняя репетиция балета, и мама меня провожала, боясь отпустить одну. После репетиции она сказала: „Замечательно! Но ты, пожалуйста, подумай, какую выбрать профессию. Я прошу тебя не выбирать балет: это красиво, но ненадёжно, повредишь руку, ногу, балетная карьера кончается рано. Другое дело — университет! Нас было у мамы 13 человек, семья была самой бедной в деревне Тульской области. Поступай в университет, сделай это для нас, твоих родных, и за нас, которые не имели возможности учиться, получи высшее образование“. Я послушалась маму и, сдав вступительные экзамены, поступила на экономический факультет МГУ в 1953 году».

К маме Людмила относилась с необыкновенной нежностью и трепетной любовью. Не было случая, чтобы она пропустила хотя бы один её день рождения. Поскольку мама хотела жить только в Москве, а в Италию приезжала на время, чтобы навещать дочь и зятя, Люда жила на два дома: каждое лето проводила с мамой на даче, возила ей старые, добрые, любимые фильмы, чтобы вместе их смотреть, нежно заботилась об обожаемой маминой кошке.

Луиджи Лонго
В университете Людмила познакомилась с Луиджи. Его отец Луиджи Лонго был известный коммунист, в дальнейшем ставший Генсекретарём Итальянской коммунистической партии. Мать — Тереза Ноче, видный деятель Профинтерна. Вот что вспоминал Луиджи: «Мои родители были революционерами-подпольщиками. В этот период все коммунисты и антифашисты в Италии преследовались, поэтому каждые несколько месяцев они меняли паспорта, запоминали новые биографии, обзаводились новыми псевдонимами. Отец добился многого в политической деятельности и пользовался большим авторитетом в России. В Москве есть даже улица Луиджи Лонго, а в СССР была выпущена почтовая марка с его изображением».

Его семья не раз уезжала из СССР и снова возвращалась.

В 1952 году, когда Луиджи исполнилось 29 лет, он приехал учиться в аспирантуре МГУ на экономическом факультете. Одной из сокурсниц была Людмила Плетнёва — высокая стройная девушка с серыми радужными глазами, светло-русыми золотистыми волосами. Молодые люди вскоре поженились. И хотя браки с иностранцами запрещались, у жениха был советский паспорт, так что проблем не возникло.

Луиджи поступило предложение о работе в иностранном отделе ЦК КПСС. Искали переводчиков-синхронистов для работы на ХIХ съезде партии. Требования: совершенное знание языка и соответствие оказанному доверию. Так Луиджи стал официальным переводчиком в Кремле. О своей единственной любви длиною в шесть с лишним десятилетий он говорил: «Мы больше соратники, чем супруги, а это дорогого стоит».

«Кто из вас здесь не комсомолец?»
О своих чувствах к мужу Людмила Ивановна рассказывает так, что понимаешь: он был для неё всем.

«На первом собрании в МГУ нас, будущих экономистов, преодолевших большой конкурс, поздравляли преподаватели. Помню, профессор И. И. Захаров, вспоминавший о своём поступлении в институт «красной профессуры», вдруг спросил: «Скажите, кто из вас здесь не комсомолец и не член партии?». Это была, скорее, оживляющая рассказ фраза. И вдруг один молодой человек произнёс, что он состоит в рядах итальянской компартии. Я подумала: «Ну и дурак! Вылезает. Сидел бы лучше и не выставлялся». Так я впервые увидела Луиджи.

В университете он подробно конспектировал лекции и перед экзаменами давал нам свои записи, которые я всем читала, поскольку могла в отличие от других разобрать его почерк. Луиджи был старше всех нас на 10 лет. Его удивительная жизнь, уникальная эрудиция, знания казались недосягаемыми. Получая только отличные оценки, он был ленинским стипендиатом. Блестяще окончил аспирантуру.

Что меня в нём привлекало? Всё! Я очень многим ему обязана: это он познакомил меня со всемирной литературой, научил любить классическую музыку, которую хорошо знал, понимать живопись, о которой я не имела ни малейшего представления: мои родители никогда не учились и не могли ничего посоветовать. Когда звучала серьёзная музыка, отец отключал радиотарелку на стене и ворчал: «Опять завели симфонию!».

Все годы жизни в Москве и в Милане мы приобретали абонементы на симфонические концерты и не пропускали ни одного интересного исполнителя. Луиджи был моим Пигмалионом: он «сделал» меня. Правда, говорил, что нашёл «хороший материал», что не со всеми бы так получилось… Не знаю. Интеллектом, высокой культурой, исключительным умом — всем этим он щедро одаривал меня. И пока жива, буду благодарить и боготворить его. Я была счастлива с ним 65 лет».

Солнечная Италия
«Моя первая поездка на родину мужа состоялась летом 1958 года. Отец Луиджи повёз меня познакомиться со страной. В Италии проходили праздники газеты «Унита» — органа компартии. Из всех городов запомнились Болонья, Милан и Турин. Болонья тогда считалась «красной зоной» (таких в стране было много), где большинство муниципалитетов управлялись коммунистами.

Помню множество встреч, в основном с простыми людьми. Открытые, серьёзные, честные, жизнерадостные, они видели во мне представителя Советского Союза, его строя, и я была для них важным гостем.

В 1960 году отец вызвал Луиджи в Италию. В коммунистической партии не хватало образованных людей, так как она состояла из крестьян и рабочих. Оставить мужа я не могла, и мы уехали вместе. Поселились у мамы Луиджи в Милане. Один коммерсант-коммунист пригласил мужа на фирму для изучения возможностей советского рынка. Платили ему гроши. Я же начала преподавать русский язык в Ассоциации Италия — Россия почти бесплатно и давать частные уроки.

Вскоре Луиджи ушёл с фирмы, поняв, что его взяли ради отца. Продолжил партийную работу, конечно, на добровольной основе. Помощи не было никакой и ни от кого. Нам было очень трудно. Решили возвращаться домой, о чём я поставила в известность советского посла. Тогда он представил меня промышленнику Франко Маринотти — большому другу русских. Ещё до революции Франко сотрудничал с Россией, хорошо знал и высоко ценил наш народ, говорил по-русски. Он настоял на создании Итало-Советской торговой палаты, а с Луиджи и со мной заключил долгосрочный контракт, тем самым поддержав нас.

Связи с Палатой не прекратились и когда я закончила там работать. Меня часто просили помогать нашим специалистам, которые приезжали в Италию. Это были и инженеры, и учёные, и врачи. Луиджи возглавлял журнал Итало-Советской торговой палаты. Все мои дипломные работы, учебники, статьи в журналах редактировал он. Мы участвовали в ежегодных сессиях Палаты в Москве и Милане. Когда выдвигали Луиджи на пост председателя Палаты, я объяснила, что он учёный, и его не интересует организаторская деятельность».

Русский в Милане
«Русский язык преподавали тогда только в двух университетах: в Падуе и в Неаполе. Итальянские власти долго тормозили включение русского и вообще славянских языков в программу высшей школы. Помню нашу первую встречу с профессором Э. Баццарелли на Пьяцца-дель-Дуомо, центральной площади Милана, где он, абсолютно счастливый, сообщил, что преподавание русского наконец-то разрешено. Поначалу я хотела отказаться, так как у меня был диплом экономического факультета. Но посол СССР был краток: «Ты что? С ума сошла? Ты будешь первым советским преподавателем русского языка в истории итальянского университета. Это очень важно». Я тогда подумала, что даже не помню, как образуется, например, причастие прошедшего времени. И решила поступать на заочное отделение филфака МГУ, продолжая преподавать. В 1967 году получи-ла диплом филолога, преподавателя русского языка и литературы. Написала справочник по грамматике «Элементы русской морфологии», по которому мы и работали. А в 1961—1962 годах с Дмитрием Набоковым — сыном писателя В. Набокова — записала первый в Италии краткий курс русского языка на пластинках. Курс назывался «Русский язык за 40 минут». Запомнила Дмитрия как симпатичного молодого человека с прекрасной дикцией, он проходил курс вокала в театре Ла Скала».

Встреча с Набоковым
«С самим Владимиром Набоковым у нас состоялась интересная встреча. Мы приехали с Луиджи в Швейцарию, — я рвалась увидеть новую страну, о которой много слышала: там жили Ленин, Цветаева и многие другие русские. Однажды в ресторане за соседним столиком увидели Набокова. Луиджи был заинтересован в знакомстве с ним, но стеснялся начать разговор. В холле я подошла к писателю, и, извинившись, представилась. Он проявил к нам немалый интерес. Проговорили мы два часа: о России, о Советском Союзе, русской и советской литературе, о его творчестве».

Ни Бальзака, ни Гюго, ни Пушкина
«До 1968 года, когда в университет можно было поступать только после окончания классического лицея, студенты были более подготовленными. Но после 1968 года — ужас! На филфаке я столкнулась с абсолютно неграмотными молодыми людьми: они не знали ниБальзака, ни Гюго, не говоря уже о Пушкине и других русских писателях. Первые сведения о русской литературе они получали на наших с профессором Э. Баццарелли лекциях. Я рассказывала о великой русской литературе, о её невероятной глубине, о русском языке и о нас, русских.

Кстати, первые три месяца на моих лекциях обязательно присутствовал кто-то из полицейского участка: всё ждали, когда я начну пропаганду советского строя. Но моя «пропаганда» происходила сама собой: итальянским студентам я передавала любовь к нашему прекрасному богатейшему языку, который, несомненно, дан великому народу».

Три диплома
«В Италии не признают иностранные дипломы. Только после получения диплома факультета филологии и философии Миланского государственного университета в 1969 году я выиграла конкурс на должность заведующего кафедрой русского языка, сначала на юридическом факультете, а через год — на факультете политических наук. Таким образом, я оказалась обладательницей трёх дипломов. Кстати, на факультете политических наук приходилось затрагивать темы по экономике и объяснять студентам довольно сложные тексты из произведений К. Маркса и В. Ленина. Помогало моё первое образование экономиста, полученное в МГУ. Луиджи был блестящим учёным в этой области. Он подсказывал мне более понятные варианты анализа статей, которые надлежало донести до студентов».

Ученики
«Моим первым учеником был Фаусто Мальковати. Сначала я давала ему частные уроки, потом он стал моим студентом. Талантливый, серьёзный. Прекрасно знал русскую литературу, хорошо говорил и писал по-русски. Опубликовал много работ, стал полным профессором, т. е. профессором самого высокого профессорского ранга и заведующим кафедрой славистики. Фаусто читал студентам прекрасные, яркие, толковые лекции. Он был литературным корреспондентом по русской литературе в центральной газете «Corriere
della Sera», вёл передачи о русском театре по радио. Одним словом, горжусь им, так как это в какой-то мере и моя заслуга.

Были и другие способные студенты, выбиравшие русскую филологию в качестве своей профессии. Не могу не сказать о Розе Гриеко. Она итальянский филолог. Была влюблена в русскую литературу, училась у меня на факультете и получила второй диплом филолога-русиста. Я пригласила её на свою кафедру. Роза — одна из лучших переводчиков русской литературы, перевела первый рассказ Ю. Нагибина на итальянский язык и была рада, когда мы с Луиджи познакомили её с писателем.

Скажу, что с Ю. Нагибиным и его супругой Аллой мы дружили многие годы. Встречались в Москве и в Италии. Он не раз приезжал к нам в Милан как и многие, многие другие, кого мы с Луиджи приглашали».

Пленительная музыкальность языка…
Людмила Ивановна преподавала русский язык на юридическом, на физическом и медицинском факультетах, в университете «Боккони», в Католическом университете, на филологическом факультете и факультете политических наук Миланского государственного университета, в Ассоциации Италия—СССР.

Вот что пишет о ней, о своей первой преподавательнице, профессор Фаусто Мальковати: «Людмила Плетнёва-Лонго стала первой русской преподавательницей русского языка, что явилось фантастической новостью для нас, студентов курса русской литературы, возглавляемого профессором Э. Баццарелли.

В первые годы языку учили только итальянские преподаватели. Они работали отлично, но у них не было той компетенции и того блестящего мастерства владения языком. И так неожиданно в аудиториях университета на улице Феста дель Пердоно появилась эта молодая русская красавица с длинной косой, завёрнутой в пучок, передававшая нам пленительную музыкальность языка, который мы с трудом пытались учить.

Людмила соединяла научную основу с необыкновенным мастерством передачи мысли. Она могла без лишнего педантизма, очень симпатично и весело вовлечь нас в разговор, помогала запоминать слова, глаголы и выражения. Продолжая свою академическую деятельность, Людмила включила в сферу своих интересов всю русскую культуру в самом широком объёме. Когда в Милан приезжали на гастроли какие-нибудь певец, балерина, актёр, Людмила была с ними, а потом рассказывала об их искусстве нам. Если русские деятели искусства привозили какой-нибудь спектакль, фильм или выставку, Люда первая сообщала нам об этом и советовала не терять возможности познать не только грамматику русского языка, но и культуру её страны. Без Людмилы не было бы такого огромного интереса к кафедре русского языка и русской литературы, который сразу возник с её появлением».

Русское землячество
«Русское землячество — моё дорогое детище. После того, как в Италии появлялись всё новые русские жёны итальянцев (после гастролей Ла Скала в Москве, после оживления торговых и деловых отношений с Италией), нужно было подумать о нас, русских, которых становилось здесь всё больше. Наш консул поручил мне организацию землячества. Я написала письма русским девушкам, пригласив их на первую встречу. В Ассоциацию Италия — Россия пришло довольно много соотечественниц. Некоторые из них познакомились с итальянцами в плену в Германии.

Русское землячество было официально зарегистрировано в Милане. После этого появились филиалы в Турине, Генуе, Риме, Комо. Встал вопрос, как нам встречаться. Помог импресарио Лео Вехтер, который в своё время организовал концерты Ансамбля Бориса Александрова в Милане. Представилась ему председателем Русского землячества, предложив сотрудничество и помощь в его взаимоотношениях с СССР. Так началась наша совместная работа и долгая плодотворная связь с Госконцертом.

У Лео в распоряжении был кинотеатр с прекрасным зрительным залом, который он предоставлял для мероприятий землячества. С консульством договорилась, чтобы новые кинофильмы, которые оно получало из Москвы, показывали бы и нам. Фильм «Москва слезам не верит» мы увидели раньше, чем его увидели на Родине. Издавали мы и свой небольшой журнал «Нива», обложку которого украсил своим рисунком Николай Бенуа — главный художник Ла Скала, сын знаменитого художника Александра Бенуа. Николай был прелестным человеком, истинным петербуржцем. Моя мама звала его Николушкой, для нас же он был недосягаемым авторитетом.

В землячестве мы отмечали все наши праздники. На одной такой встрече нашей гостьей была балерина Большого театра Ольга Лепешинская».

Если бы все были такими…
Глубоко трогало совершенно особое отношение Люды к празднику Победы и участникам Великой Отечественной войны. Она писала: «Какие у нас были родители! Если бы все были такими, как они, то был бы мир на земле, и люди были бы счастливыми! Я горжусь ими и очень люблю. Они и сейчас нам помогают. В трудные минуты я вспоминаю их, и делается легче. Спасибо им!». В день Победы Люда со своим отрядом землячества ходила на кладбище, где были захоронены наши воины, павшие во время войны. Женщины приносили цветы и низко кланялись героям, воевавшим с фашистами.

Наседка
«Дома на родине я каждое лето работала старшей пионервожатой. У меня много похвальных грамот за эту работу. В Италии мы несколько раз устраивали что-то вроде пионерского лагеря с линейками и разными мероприятиями. Мечтали о русской школе для детей. Позже такие школы появились не только в Милане, но и в других городах.

Шёл разговор и о русском ресторане, и о русском магазине. В Москве я ходила во Внешторг договариваться об открытии магазина русских продуктов. Мне объяснили: невыгодно. Ведь тогда нас было ещё мало, и всё русское было неизвестно в Италии. Сейчас здесь множество русских магазинов, которые пользуются большим успехом.

Кроме Л. Вехтера землячество поддерживал и Ф. Маринотти — президент Итало-Советской торговой палаты, который вызывал меня на переговоры с торговыми компаниями. Безусловно, пригодилась моя первая профессия экономиста. Маринотти просил меня опекать всех наших специалистов, которые приезжали по его приглашению в Италию.

Как-то потребовалось помочь делегации архитекторов. Прибыв в Италию, они не располагали достаточными средствами для поездки по стране. Архитекторы изучали, как итальянцы,
имея массу памятников архитектуры, могут вписывать модерн в контекст античности, не нарушая гармонии. Я обратилась к Маринотти, и он дал деньги на поездку во Флоренцию и Рим. Архитекторы прекрасно знали все памятники и, видя их, радовались как дети. Во Флоренции капелла, где были знаменитые шедевры — скульптуры Микеланджело «Утро», «Вечер», «День», «Ночь», оказалась закрыта. Я узнала, где живёт настоятель церкви, обратилась к нему, объяснив, что перед ним специалисты из Москвы, что им так хотелось бы увидеть великие произведения. И нам открыли церковь.

Я чувствовала себя ответственной за успешное пребывание моих «детей», ощущая себя наседкой, а наших приезжающих — моими цыплятами, всеми силами старалась сделать как можно больше для успеха их важной работы и избавить от возможных неудобств. Мне было бесконечно дорого слышать от них слова благодарности. Дружба продолжалась, мы не раз виделись в Москве».

Лекарство для счастья
«Все мои встречи с соотечественниками не были формальностью. Для меня каждый русский человек в Италии становился родным. Я скучала по нашим людям.

Как-то Ф. Маринотти попросил заняться делегацией альпинистов во главе с председателем Всесоюзной секции. Я благодарю судьбу за то, что она позволила мне познакомиться и полюбить этих людей. Они были связаны истинной, верной дружбой.

С ними я узнала сначала итальянские горы, а потом и Кавказские и полюбила их. Не соглашаюсь с утверждением «Умный в горы не пойдёт, умный горы обойдёт». С таким народом я пошла бы куда угодно. Запомнила Нальчик, где купила редкую книгу у букиниста о древнерусском искусстве, которым увлекалась тогда. А мои друзья наградилименя значком альпиниста I разряда, конечно, не за мастерство, а в знак благодарности.

Наши родители передали нам святое чувство верной бескорыстной дружбы, когда, чтобы помочь товарищу, вылечить, спасти, не задумываясь, бежишь его выручать. Мне как-то позвонил один из альпинистов, объяснив, что дочери чрезвычайно срочно требуется швейцарское лекарство. Я бросила всё и тут же выехала в Швейцарию, достала лекарство, примчалась в аэропорт в Милане, откуда в тот же день улетал самолёт в Москву, упросила капитана взять лекарство для очень больного человека. Альпинист встретил в Москве самолёт и получил необходимый для жизни медикамент. В тот день я испытала настоящее счастье».

На ура
«Деятельность землячества осуществлялась через общество «Родина» в Москве. Оно было создано для связи с соотечественниками. По нашему приглашению в Италию приезжали В. Толкунова, М. Ножкин, Л. Сенчина, П. Айдоницкий, Т. Синявская, М. Магомаев и много замечательных деятелей искусства.

При заключении контрактов с Госконцертом обычно я ездила с импресарио Лео Вехтером в Москву. Часто приходилось убеждать наших уступить его просьбе о проведении в Италии гастролей того или другого коллектива, рассказывала, что этот импресарио очень помогает нашему землячеству. В итоге он познакомил итальянцев с хором Пятницкого, с нашим цирком — исключительным был приём Папой Римским всей труппы советского цирка, с Ансамблем песни и пляски Московского военного округа, с Башкирским ансамблем… Все выступления проходили на ура, о чём восторженно писала пресса. Когда наши армейцы исполняли «Калинку» и на итальянском языке «Арриведерчи Рома» или «Бэлла Чао», зал взрывался от аплодисментов. А Иосиф Кобзон, выступавший в составе ансамбля, покорил слушателей исполнением «Аве Мария» и «Воррей бачар и туой капелли нери». Мы были очень дружны с его милой семьёй».

Ла Скала, дружба с Фурцевой и салат «От Луиджи»
«Между советским Министерством культуры и театром Ла Скала был  достигнут первый договор по культурному обмену по инициативе исполнительного директора театра А. Гирингелли. Он предусматривал стажировку балерин Ла Скала в Москве и группы советских певцов в Ла Скала. Группа наших молодых певцов прибыла в Милан на учёбу в 1962 году. Среди них были Женя Мирошниченко (сопрано) и Александр Ведерников (бас). Мы с Луиджи часто ходили навещать наших певцов и приглашали их поесть пиццу в ресторанчике в здании их гостиницы, а они приходили к нам домой на фирменный салат из картошки, рыбы, чеснока, острого маринованного зелёного перца и оливкового масла, которым Луиджи любил угощать гостей. Шутки, смех, весёлые разговоры продолжались допоздна, а вкус этого салата артисты, ставшие впоследствии народными, «увозили» с собой в Москву».

Из воспоминаний Луиджи: «В Милане в то время не было ни одного советского представительства. Атташе по вопросам культуры в советском посольстве в Риме обратился к Людмиле с просьбой опекать молодых певцов, чтобы они чувствовали внимание к себе в чужой стране. Людмила, отнёсшаяся с большой ответственностью к серьёзному поручению, обратилась к Гирингелли. При возникновении каких-либо трудностей и проблем в театре она сообщала ему об этом. Гирингелли выяснял ситуацию и помогал. Он оценил её такт, умение вести деловую беседу, её остроумие и талант дипломата, когда без лишних слов сглаживались острые моменты, которые случаются в любом театре. Гирингелли представил Люду Е. А. Фурцевой — министру культуры СССР. Вскоре между Фурцевой и Людмилой установились дружеские отношения. Сотрудничество двух культур продолжалось почти десять лет при посредничестве Люды вплоть до ухода из театра А. Гирингелли и смерти Е. А. Фурцевой».

Между двух культур
После знакомства с Е. А. Фурцевой Людмила стала частым гостем, вернее, почти работником Министерства культуры и Госконцерта. Екатерина Алексеевна отдала указания начальнику иностранного отдела принимать Люду для обсуждения программ по культурному обмену, когда её не было в министерстве. Люда писала ей о том, как проходят гастроли наших артистов в Ла Скала и о новых предложениях итальянцев. Директор Ла Скала А. Гирингелли буквально боготворил Фурцеву. Он заказал её живописный портрет и послал в Москву с сопроводительным письмом Людмилы Лонго — где Людмила пишет Екатерине Алексеевне: «А. Гирингелли попросил меня быть посредником между ним и Вами. Он давно мечтал заказать Ваш портрет… Он хотел бы преподнести этот портрет Вам по случаю приезда Ла Скала в Москву в память о многолетнем сотрудничестве, о дружеских отношениях и о той любви и симпатии, которые он всегда испытывал к Вам».

Когда Ю. Любимов ставил в Ла Скала оперу Луиджи Ноно, Фурцевой было интересно знать, как продвигалась постановка, и она просила Люду ставить её об этом в известность.

После первой группы певцов-стажёров театр Ла Скала решил приглашать начинающих певцов, которые ещё не прошли через театральную сцену, чтобы преподавать им бельканто с чистого листа, не вынуждая их забыть то, чему они обучались раньше. Людмиле поручили передать эту просьбу в Министерство культуры СССР. Таким образом в Милан приехали совсем молодые начинающие певцы: Муслим Магомаев, Евгений Кибкало, Владимир Атлантов, Анатолий Соловьяненко, Николай Кондратюк, Тамара Милашкина, Зураб Соткилава, Владислав Пьявко, Тамара Синявская… Большая часть из них вошла в труппу Большого театра. «Естественно, что все эти молодые стажёры приходили к нам домой, а субботний ужин и воскресный обед стали законом».

Тепло для Муслима
«Муслиму тогда исполнилось 22 года и, естественно, нам хотелось согреть домашним теплом и дружеским вниманием его и других ребят (для нас они были ребятами). Муслим был особенным человеком, которого невозможно забыть. Покоряло его душевное обаяние, благородство, верность дружбе. В нём соединились лучшие черты истинного кавказца. Никогда никого ни о чём не просил, чрезвычайно гордый. Когда мы с Луиджи приезжали в Москву, он непременно приглашал нас к себе домой, постоянно благодаря за поддержку и заботу о нём в Милане. Щедрый, добрый, гостеприимный, он увозил нас на несколько дней на дачу своего дяди, который работал в Москве постпредом, или на пару недель в свой родной Баку. В сложные годы, когда было трудно с продуктами, Муслим привозил моей маме курицу, овощи, не оставляя маму без своего внимания. Мы дружили с ним до конца его жизни».

«Котик, где горжетка?»
«Я познакомилась с Галиной Сергеевной Улановой сначала в Москве, когда ездила к ней домой на Котельническую набережную от имени студентов и всего коллектива МГУ с просьбой танцевать в «Лебедином озере» — целевом спектакле только для нашего университета. К сожалению, она отказалась, ибо все спектакли в Большом театре были заранее расписаны. В моей душе остался образ исключительно мягкого, деликатного, тонкого человека. Все роли её блестящие шедевры: сильные, выразительные, незабываемые. Потом мы
встречалась в Милане.

С Майей Плисецкой нас с Луиджи связывала долгая дружба. В одну из её поездок в Италию Гирингелли попросил меня опекать Майю. Она тогда приехала со своим постоянным партнёром Н. Фадеечевым — великолепным танцором и милым человеком. Я возила их в Рим и Венецию. Майя Михайловна была необыкновенно занимательным собеседником с неисчерпаемыми темами для разговоров, при этом остроумной и злой на язык, когда речь заходила о её врагах, к которым она была беспощадна. Любимой своей ролью называла Кармен. Вообще все роли М. Плисецкой потрясающе хороши, особенно те, которые соответствовали её характеру: сильные, выразительные, чувственные. В Италии она имела ошеломляющий успех. Помню пачку фотографий с её подписью, которые она раздавала поклонникам и поклонницам. У нас с Луиджи было много задушевных бесед с Майей на разные темы.

С Любовью Орловой я познакомилась в больнице в Кунцево. Возможность уединения была для меня как никогда кстати: в тот период готовилась к госэкзаменам на филфаке МГУ и защите диплома на тему «Итальянские заимствования в русском языке». Перечитала тысячи страниц этимологических словарей, итало-русских и русско-итальянских, массу источников наших учёных. Дома в Москве я бы не могла работать: звонки, встречи с друзьями, деловые поездки.

Красивая, умная, скромная Орлова. О ней как актрисе писать не надо, все её знают. Меня она поразила своей простотой, открытостью. Однажды, когда отец Луиджи находился в Москве, Орлова и Александров пригласили нас к себе в гости на дачу. Александров в то время был президентом Общества СССР — Италия. Помню фотографию у них в доме, где маленькая Любочка сидит на коленях у Льва Толстого. Помню их большого рыжего кота, которому Люба говорила: «Котик, где горжетка?». Кот прыгал ей на плечо и обвивал её за шею.

Любочка всегда была в отличной форме. Признавалась, что много занимается уходом за внешностью, говорила, что женщина должна выглядеть в преклонном возрасте не более чем на сорок лет. Приглашала в театр «Моссовета» на свои спектакли, где была очень хороша.

Не могу не вспомнить Сергея Владимировича Образцова и его супругу Ольгу Александровну. О них можно писать книги. Долгие годы нас связывала большая дружба. Познакомилась с Образцовым в Венеции, куда поехала по просьбе Ассоциации Италия — СССР, чтобы помогать ему. Он был членом жюри на кинофестивале. После этого Образцов с супругой приезжали в Италию много раз. Его спектакли и встречи-концерты со зрителями пользовались бешеным успехом. Образцовы были одними из самых интересных людей, с которыми я когда-либо была знакома.

Однажды Сергей Владимирович попросил меня повезти его в Бергамо. Он рассказывал мне об этом городе, верхнем и нижнем, об уникальном музее, который создан из завещаний жителей Бергамо, о знаменитом старинном алтаре в соборе. Бережно храню несколько его книг, подаренных мне.

Очень хочу рассказать о Людмиле Целиковской. Познакомилась с ней в Милане, где её супруг Ю. Любимов ставил в театре Ла Скала оперу итальянского композитора Л. Ноно. Мы подружились, часто встречались и в Милане, и в Москве. Целиковская принимала самое активное участие в создании Театра на Таганке. Большой успех многих спектаклей Любимова — заслуга Людмилы. Её очень любили в театре. В милых старых фильмах она играла простых симпатичных девушек. В жизни была начитанным, образованным, добрым, щедрым, хлебосольным человеком.

Мне очень жаль, что я не записывала сразу, что говорили выдающиеся люди, которых мне подарила судьба. В обычных беседах мы не выделяли главное в обыденном».

«Давай я научу тебя играть…»
«Отдельно о Вишневской и Ростроповиче. Два ярчайших таланта в русской музыкальной культуре. Не помню, где и как мы познакомились, но дружили долго, до конца их жизни. Много раз встречались в Москве, Италии, Париже. Мы любили Париж, и я согласна со словами Маяковского: «Я бы жить хотел и умереть в Париже, если б не было такой земли — Москва!».

Галя и Слава — чудесные люди, до самозабвения преданные работе. Успевали следить за всем, что происходит в нашей стране, которую они по-настоящему любили и которой гордились. Любили простой народ, с которым общались. Галя была сильной личностью, резкой, прямолинейной, дерзкой. Она всегда говорила, что думала, не заботясь, нравятся ли её слова собеседнику или нет. Кстати, Татьяну в «Онегине» терпеть не могла, называла её ханжой, безвольной и ненастоящей. А ведь эта роль — одна из лучших в её репертуаре. Я впервые встретилась с подобной трактовкой, пробовала защищать Татьяну, считая её образ лиричным, цельным, но поменять мнение Гали невозможно.

Слава — полная противоположность супруге. Тонкий, добрый, мягкий человек. Как-то, увидев меня с кучей книг, спросил, чем я занимаюсь. Сказала, что готовлюсь к экзаменам. А он: «Людочка, брось ты эту учёбу. Сколько можно учиться? Давай я тебя научу, как играть на этой бандуре (виолончели). У тебя хорошие руки и совершенный слух».

Не могу не упомянуть и Ирину Константиновну Архипову — потрясающую Марфу в «Хованщине». Итальянцы устроили ей овацию в Ла Скала во время гастролей Большого театра. Ирина часто работала председателем жюри многочисленных конкурсов вокального пения. Она архитектор по образованию. Сильный, волевой человек. Была убеждённым членом КПСС, неоднократно — парторгом, пользовалась большим авторитетом. А в жизни — это милая, простая женщина. Любила хорошо поесть. Часто у неё на кухне мы с удовольствием ели её любимую селёдку. Ира приглашала меня на прослушивание будущих стажёров в Ла Скала. Помню, она настояла на кандидатуре В. Пьявко, обладавшего прекрасным голосом, и я горячо его поддержала.

Часто вспоминаю всех этих изумительных людей, и на душе становится тепло и радостно».

Многолетний путь человека, не знающего преград, пожалуй, именно такой видится жизнь Плетнёвой-Лонго — человека, строившего мост дружбы между странами с разными культурами и политическими взглядами, проявлявшего порою истинный героизм и всегда — душевную чуткость.

О ней когда-нибудь снимут кино. Яркое, захватывающее, вмещающее судьбы, города, эпохи, чувства… И оно непременно будет про любовь: «Людмила Ивановна Плетнёва-Лонго: жизнь на одном дыхании».